Возвращенное имя
Шрифт:
Адриан подтянул нос лодки и помог нам выбраться на сушу. Тут же появились Николай и еще несколько незнакомых мне археологов. По мощенной камнем дорожке мы пошли к большому дому, выстроенному из древних квадров. Болтая о том о сем, я между делом оглядывался вокруг и поражался, до чего прочно, солидно обосновались здесь археологи. Из камней, видимо добытых во время раскопок, было построено несколько зданий, в том числе кухня, из трубы которой как раз шел гостеприимный дымок. Рядом находился колодец. Сквозь въездные ворота крепости виднелась узкоколейка, проложенная через все плато, и вагонетки для вывоза просмотренной земли и камней. После того как нам с Помонисом отвели небольшую комнатку и мы поели свежей рыбацкой ухи, все отправились осматривать крепость. Мы шли к ней опять-таки по мощеной дорожке и по пути завернули на каменный склад и в находящийся тут же небольшой музей. Там был вывешен план крепости, указаны раскопы,
— Профессор, — обратился к Помонису Адриан, — несколько дней назад мы нашли какой-то странный сосуд из глины. Больше всего он напоминает огромный поплавок для удочки. Что бы это могло быть?
— Где он?
— Здесь. Мы его уже вымыли и зашифровали. — И Адриан достал сосуд из шкафа, стоящего у стены музея.
Профессор удивленно стал рассматривать его. Удивился и я, хотя очень хорошо знал, что это за сосуд.
— Это так называемый сфероконус, — объяснил я, — сосуд и в самом деле загадочный. Обычно эти сосуды делали из хорошо промешанной глины, и они очень прочны. Видите — нижняя часть имеет вид конуса, а верхняя — полушария с небольшим горлышком в центре. Название условное и дано археологами. Относительно того, как применялись сфероконусы, есть много догадок. Когда-то я участвовал в раскопках одного средневекового города в Каракумах, и там этих сфероконусов были сотни. Судя по особенностям формы и изготовления, этот сосуд сделан в XII — первой половине XIII века. Множество таких сосудов находят в Средней Азии, есть они и в Нижнем Поволжье.
Внимательно выслушав меня, Адриан спросил:
— А как же попал сфероконус сюда — на Нижний Дунай и в эту крепость, да еще через несколько веков после того, как она запустела?
— Вот этого уж я не знаю, — чистосердечно признался я. — Это вам предстоит выяснить.
Мы вышли из музея и продолжали осмотр. Какой большой труд, сколько вложено в эти раскопки знания, любви к делу, изобретательности! Когда мы поднялись на крепостную стену, я залюбовался открывшейся панорамой. Была раскрыта уже большая часть крепости, расчищены оборонительные стены, башни, сотни жилищ, целые улицы.
Как и в других римских цитаделях и городах, через всю крепость, пересекаясь крестообразно в центре, тянулись две главные улицы — с севера на юг и с запада на восток. Они выходили к въездным воротам со сторожевыми башнями. В центре возвышалось большое каменное здание — преториум — помещение для солдат и военный штаб. Вокруг находились остатки храмов, бань, тянулись ровными рядами неширокие, мощенные камнем улицы с развалинами домов по бокам. Все это было тщательно расчищено, поверх стен сделана цементная полоса, предохраняющая их от разрушения, над некоторыми строениями возведены защитные козырьки и покрытия. Мы спустились вниз, и в одном месте Адриан показал мне раскоп, позволивший установить, как и когда была возведена крепость. Римляне основали ее в конце III века нашей эры. В то время в связи с напором варваров была создана целая система крепостей на Дунае. Развалины их до сих пор видны на многих возвышенностях Придунавья. Основанием для постройки этой крепости послужила крутая скала из девонского песчаника в центре острова. Сначала римляне обнесли скалу каменной стеной, потом засыпали камнями пространство между стеной и скалой, так что получилось ровное плато. Тогда они и начали возводить свои постройки. В самом основании крепости были найдены монеты и застежки плащей конца III века. В четких срезах раскопов, в неразрывно связанных между собой напластованиях слоев, раскрыта была история крепости. Вот толстый слой огромного пожара, бушевавшего в конце IV века. К этому же времени относятся и следы разрушения части стен и башен — остатки битвы. Тогда крепость была взята варварами, сожжена и частично разрушена, жители ее истреблены. Скелеты погибших лежали прямо на улицах и в развалинах домов. Но в VI веке, при императоре Юстиниане, монеты которого здесь найдены, крепость восстановили, построили новые здания, христианские храмы.
Мы шли с Помонисом по чисто подметенным улицам, заглядывали в дома, сохранившиеся иногда до второго этажа, входили сквозь дверные проемы в бани и храмы, рассматривали дренажные трубы, срезы культурного слоя, где четко было видно чередование прослоек от основания крепости до времени ее полного запустения. Честно говоря, я уже устал и от впечатлений и просто от многочасового лазания по крепостным стенам и башням, по домам и раскопам. Однако Помонис не успокоился, пока не осмотрел всю
Раскопки шли полным ходом, с лязгом проносились мимо нас вагонетки, летели комья земли из-под лопат, археологи саперными лопатками, скальпелями, медорезными ножами и кистями вели расчистку, работали с теодолитом.
Когда во время обеда Помонис спросил меня:
— Ну как ваши впечатления? Хорошо умели строить римляне?
— Римляне строили хорошо, — ответил я, — но и ваши археологи отлично копают, одни стоят других.
Я видел, что моя похвала приятна его ученикам, но сам Помонис в ответ только пробурчал что-то невнятное.
После обеда, когда мы с ним мылись в реке, на другом берегу, поодаль от села, показались неожиданно многочисленные повозки, крытые брезентом, верховые и пешие мужчины и женщины в пестрых одеждах.
— Цыгане! — закричали все наши, а неугомонный Помонис тут же предложил мне переправиться на другой берег и посмотреть на табор.
Наскоро вытершись и одевшись, мы сели в лодку и подъехали к тому месту, где остановился табор. Когда мы подтаскивали на берег нос лодки, мимо нас на неоседланной вороной лошади проехал молодой цыган в белой нейлоновой рубашке с расстегнутым воротом и кожаных штанах, снизу расклешенных. Сбоку на штанах по обеим сторонам сверху донизу шла кожаная бахрома, как у индейцев. Цыган приветливо махнул рукой и обнажил в улыбке блестящие белые зубы. Мы с Помонисом шагали к центру табора, лавируя между повозками, на которых были нарисованы цветы, святой Георгий на коне и много всяких других изображений. Неожиданно путь нам преградила босоногая старая цыганка в развевающейся черной юбке, с оранжевой шалью и монистами из больших серебряных монет — как я разглядел, шведского короля Густава Адольфа. Пышные седые с прозеленью и синевой, как морская вода, волосы ее были распущены, ярко горели бешеные тигриные глаза. Цыганка громко и страстно что-то нам кричала, но я не мог понять ни одного слова.
— Она говорит, что табор пришел из далекого города, где было что-то вроде землетрясения, так по крайней мере я ее понял, — объяснил мне Помонис — Говорит, что они потеряли там много вещей во время этого самого землетрясения, что даже люди у них погибли. И она предлагает нам погадать.
Я с сочувствием посмотрел на старуху. Однако Помонис несколькими непонятными мне словами пресек поток ее красноречия и сунул ей какие-то деньги в раскрытую ладонь. Цыганка, бормоча слова благодарности, отступила, а мы с Помонисом без всякой определенной цели продолжали идти и вскоре оказались в самом центре табора. Здесь несколько человек кончали сооружать довольно высокий шатер из жердей и ветхого брезента. А вокруг уже кипела таборная жизнь — звенели наковальни, на кострах грелась вода в огромных котлах. Молодой цыган, которого мы видели по пути, вернулся и увел с собой к реке распряженных и успевших остыть лошадей. У шатра распоряжался невысокий седой цыган, облаченный в одеяние, напоминающее южноамериканское пончо — большое байковое одеяло с дыркой для головы посередине. Увидев Помониса, он вскрикнул. Оба старика обнялись и несколько минут хлопали друг друга по плечам и по спине, издавая при этом изумленные возгласы. Они изумлялись, а я нисколько. Более того, я до сих пор удивлялся, как это мы попали в какое-то новое общество, а Помонис все еще не встретил друга.
Когда первая радость от встречи улеглась, Помонис объявил мне, что цыгана зовут Янош, и представил меня ему как своего близкого друга. Помонис пригласил Яноша к себе в лагерь, и тот обещал прийти вечером. Мы отправились к берегу, и Янош пошел нас проводить. Помонис участливо осведомился, много ли людей пострадало при землетрясении, чем привел Яноша в немалое удивление. Узнав, от кого мы получили эти сведения, он ухмыльнулся, а потом, нахмурившись, сказал, что все это чистая фантазия, что про землетрясение той старой цыганке, наверно, прочел в газете внук, а табор сюда откочевал из совсем других краев.
Я увидел, что на лугу несколько цыган ставят и закрепляют большой высокий столб. Наверху его была прочная железная вертушка, с которой почти до земли свешивались канаты с петлями на концах. Это сооружение было похоже на памятные мне с детства гигантские шаги. Я спросил Яноша, что это, и он ответил:
— Через несколько дней свадьба будет. Моя дочка Маша выходит замуж. Скачки будут. Песни будут. Игры будут. Обязательно приходите.
Янош громко крикнул что-то, и к нам, вынырнув из-за телеги, подошла девушка лет семнадцати с длинными изумрудно-зелеными глазами и бровями, поднимающимися к вискам. Трудно было поверить, что это именно и есть Маша, так не походили друг на друга сутуловатый, кряжистый, медведеобразный Янош и его стройная, тоненькая дочка. Когда нас знакомили, она вспыхнула, опустила глаза и, не поднимая их, только кивнула головой, когда Янош просил ее подтвердить приглашение на свадьбу.