Возвышение. Земли Ордена
Шрифт:
— Как-то так.
Ловер выдохнул:
— Чтоб мне сдохнуть!
Я же, вспомнив, как он язвил над Шандри при нашей первой встрече, встал и раскинул руки:
— Я вернулся, брат Ловер, давай же обнимемся! — раньше, чем он успел сказать хоть слово, добавил. — Нет-нет-нет, не нужно плакать от счастья, брат Ловер, не нужно! Я и без этого знаю, что ты обо мне очень переживал.
Если Ловер и хотел что-то сказать, то не сумел — у него дыхание перехватило от моей наглости, только и смог, что принялся грозить мне пальцем, справился с собой и речью только вдоха через четыре.
— Ты!
Я взмахнул рукой:
—
— Ах ты! — выдохнул Ловер и тут же возмущённо заявил. — Переврал всё в конце. Я бы сказал слащавость, а не сладость.
Я улыбнулся и пожал плечами:
— Подзабыл, брат Ловер.
Он глубоко вздохнул и спросил:
— Так значит, магистр Леград? — я лишь чуть опустил подбородок, а уже через вдох Ловер склонил голову и прижал кулак к ладони. — Комтур дорог приветствует молодого магистра.
Я едва не засмеялся. Что, теперь уже двое будут называть меня молодым магистром? Ответил на приветствие:
— Приветствую, брат Ловер.
Тот вскинул на меня горящий взгляд:
— Как ты это провернул? Как?
Значит, нет, молодым я останусь только для Седого. С улыбкой ответил:
— Долгая история, — видя, как сверкнули нетерпением глаза Ловера, пообещал. — Я расскажу, но сначала мой вопрос. Ты сделал то, о чём я тебя просил, брат Ловер?
— Ты, вообще-то, много о чём просил, хотя и видел меня в тот день в первый раз.
— Хорошо, — усмехнулся я этой нехитрой проверке. — Давай по порядку. Ты добрался до города Тысячи Этажей и остановил отряды?
В тот день на Арене я действительно всем сердцем переживал за орденцев, которых отправил к городу Шандри и не желал им угодить в вечный плен безумного духа или стать его оружием против сектантов. Но это случилось почти три года назад. Эмоции стёрлись из памяти, потускнели. Я даже позабыл поинтересоваться судьбой этих отрядов при встрече с бывшим магистром.
О Шандри спросил, о Лире Гарой поинтересовался, а о них забыл. Не думаю, что это хорошо для магистра и вообще собрата-орденца, но отрицать очевидное перед самим собой я не собирался, хорошо хоть спустя две недели вспомнил.
— Добрался и остановил, хотя это и далось мне нелегко. Никогда не был силён в скорости полёта.
— Отлично, — а вот обрадовался я и правда от всего сердца. — Просто отлично. А что с самой безумной моей просьбой?
— Какой, магистр Леград?
— С той, где ты должен был наорать на духа города Древних.
Ловер распылся в довольной улыбке:
— Как я мог упустить такой шанс? Конечно, мне пришлось сократить ту часть речи, где я должен был торговаться за жизни собратьев по Ордену, но я взял своё в той части, где требовал не помогать Дизир и кричал, что ты, вернувшись, засыплешь ему вход в город, — Ловер жестом предложил оглядеть его. — Как видишь, жив. Дух не прибил меня лично и даже не стал выпускать из города своих слуг, чтобы наказать меня за дерзость. Хотя я до последнего думал, что меня вот-вот сшибёт с меча и заставит полетать без него. Что-то такое, — покрутил он рукой в воздухе, — незримое, витало вокруг, знаешь ли.
Пересмешник, который не изменил себе и своей невидимости, вдруг заговорил:
— Напомни,
— За дороги.
— Мне даже как-то жаль разбойников этих земель.
Я широко, довольно улыбнулся и сказал:
— Итак, я вернулся. Как, мне нужно засыпать ему вход?
Ловер вернул мне улыбку и повторил то, что я уже знал:
— По донесениям, которыми делился на советах брат Шуй, ни один талант Дизирцев не вернулся, и они прокляли тот день, когда получили на турнире эту награду, — улыбка Ловера стала такой широкой, что выглядела теперь безумной. — Но кто сказал, что нельзя для виду кинуть хотя бы пару глыб?
Пересмешник решительно заметил:
— С ним обязательно нужно выпить, господин безумных, и познакомиться поближе.
Я лишь покачал головой. Господин безумных? Господин сводящих всё к вину, вот так будет точней. Ловер отлично впишется в застолье к Седому.
— Продолжишь отрицать очевидное? — разорвал тишину у костра Пересмешник.
Голосом, что характерно, а не мыслеречью.
Седой буркнул:
— Тебе было мало моего признания, когда мы тащили три десятка спящих?
— В тот раз ты напирал на неудобность груза и халтурную невидимость, чем будешь оправдываться сейчас? Одним беспамятным телом?
Седой зыркнул в его сторону, процедил:
— Хорошо, в этот раз прямо скажу — этот Пояс не для Властелинов. Мучение, а не жизнь, не удивлюсь, если здесь приходится упорно бороться, чтобы Возвышение не затухало.
Пересмешник довольно хохотнул:
— Ха! Наконец-то! Даже лишку хватил. А как же тренировки на особых площадках из материалов, что уменьшают связь с Небом? Ну, те самые тренировки, которые есть у всех фракций, обладающих наследием, у всех талантов и нет у голодранцев из Стражей?
— Смейся-смейся, — недовольно пробурчал Седой. — Я тоже смеялся над твоими словами ещё неделю назад.
Я усмехнулся и подбросил ветку в костёр. Да, в путешествие к городу Тысячи Этажей я не сумел отправиться один. Седой принялся напирать на своё: «я должен быть рядом с тобою всегда и везде». Пересмешник на то, что он будет со мной до конца. И если этот самый конец случится в гостях у духа Древних, значит, он расплатится уже скоро. Хорит принялся напоминать, что лучшее лечение всего Пояса именно в городе Тысячи Этажей, а значит, Тола должен попасть именно туда, куда я уже водил остальных учеников Академии. Господин безумных, да. Ведёт всех на встречу с безумным духом.
С радостью бы оставил всех в Ордене. Тола выздоровел бы и там, а две кости с пиленым краем, две кости этапа Властелина, которые Орден мог бы бросить на стол, очень пригодились бы ему, в то время как в городе Тысячи Этажей их сила ничего не сможет изменить.
Но не сумел никого убедить и никого оставить, и теперь использовал Властелинов как обычных перевозчиков, которые донесут меня и груз куда нужно и при этом не позволят чужим глазам заметить нас. А глаз Дизир здесь хватало. Похоже, они крепко прибрали к рукам здешние леса, и даже этот костёр мы развели только потому, что Властелины следили за окрестностями и обещали — свет пламени в ночи некому замечать в этой части леса.