Вперед и с песней
Шрифт:
Конечно, чиновник сначала придет в ужас, и, возможно, его последние волоски на лысине встанут дыбом от моих рассказов про чуму и про лабораторию. Он поймет, что ради такого экстраординарного случая и самого губернатора потревожить будет не лишним.
И вот хозяин области вскоре выйдет из здания в окружении своей свиты, почти сплошь состоящей из дюжих молодцев-телохранителей, и поговорит несколько минут ласково с дядей Мишей, обещая выполнить все его требования. А помощник губернатора будет тоже присутствовать и сиять при этом,
Да, но что же тогда будет с моим клиентом Адамом Егоровичем? То-то и оно, что ничего хорошего. Ведь тогда на всю область, да что там — на всю страну, в одночасье станет известно и о существовании в Тарасове лаборатории, и об утечке из нее «материалов», и вся наша безумная история. Вот радости-то будет местным журналистам! Такое разоблачение, настоящая сенсация!
Но самого Адама Егоровича и его молодого компаньона Лепесточкина, которого он так хотел спасти, после этого, скорее всего, больше никто не увидит.
Я покосилась на Адама Егоровича. Он по-прежнему смотрел на Егоркина своими огромными глазами, в которых в этот момент отражалась вся мировая скорбь. Потом я выбросила палочку от мороженого и закурила.
Адам Егорович только молча посмотрел на меня и кротко вздохнул, не осуждая мою бездеятельность — похоже, он морально готовился в душе к самому худшему.
Ладно, допустим, я не пойду сейчас ни в какую администрацию, а позвоню снова Володьке и попрошу его организовать группу захвата. Они профессионалы — и смогут так быстро скрутить Михаила Егоркина, что тот и не пикнет. В крайнем случае — слегка подстрелить.
Конечно, Володька будет сильно не в восторге от моего предложения. Ведь для того, чтобы устраивать трах-ба-бах на главной площади города под окнами здания правительства, нужно получить специальное разрешение, а чтобы получить его — опять-таки выкладывать кому-то чумовую историю начистоту.
Но можно предположить, что я объясню только Володьке, насколько предстоит секретное и важное дело, и он возьмет на себя всю ответственность за проведение операции, даже если получит потом за свою самодеятельность выговор от начальства.
Конечно, что касается своей службы, тут Володька — тот еще карьерист, но если придется положить на чашу весов втык от начальства или же спасение тех ребятишек, купающихся в фонтане, он, несомненно, выберет второе. И потом наверняка будет держать язык за зубами, за что я ценю своего друга особенно еще со студенческих лет.
Но вот операция захвата завершится благополучно, и Егоркина, само собой разумеется, поведут в милицейский участок, чтобы оформить протокол. И тут он начнет рассказывать изумленному следователю и про лабораторию, и про разговор, который случайно где-то подслушал, и про то, как следил в морге за Адамом Егоровичем…
Кстати, только сейчас мне пришло в голову,
Ведь зачем-то он затаился под простыней, выжидая, когда ученый снова будет возвращаться в свой бункер, и не предполагал, что тот будет не один, а с очень воинственной особой.
Итак, Егоркин начнет все рассказывать, кто-то из официальных лиц — записывать его показания. Потом отправятся проверять.
Стоп! Конец, конечно, счастливый, настоящий хеппи-энд, но только опять-таки не для Адама Егоровича. Для его деятельности такая развязка точно означает конец, только такой, о котором каждому из нас лишний раз и думать не хочется.
Утечка секретной информации, соответствующая реакция «центра», их незамедлительные меры… В общем, все ясно без лишних объяснений.
Но ведь на то я и частный детектив, чтоб прежде всего думать об интересах клиента. Даже в таких неординарных случаях, как сейчас.
Что же придумать?
Мимо меня с чрезвычайно важным видом прогуливался пожилой дядечка с большим пятнистым догом на поводке, и я никак не могла как следует сосредоточиться, все время зачем-то провожая их глазами.
Вот и у моего соседа по лестничной площадке дяди Толи тоже есть собака из породы «мраморных» догов, и мы иногда разговариваем с ним возле подъезда о собаках, ценах и особенно — о политике.
Меня это всякий раз сильно веселит, потому что внешне дядя Толя очень похож на нашего губернатора — то же круглое лицо, вздернутый нос, живот над ремнем, и частенько он начинает комментировать те или иные политические события в области с таким деловым видом, будто сам лично их и вершит…
Стоп! В этом что-то есть!
— Вы меня уже покидаете? — спросил Адам Егорович с видом страдальца, когда я поднялась со скамейки.
— Только на одну минуту, позвонить нужно срочно. Никуда не уходите.
К моему счастью, дядя Толя оказался дома — я так и представляла, как он стоит сейчас с телефонной трубкой в своем неизменном синтетическом трико и черной футболке, которую он всегда носил, «потому что грязи не видно».
— Дядя Толя, это Таня Иванова, ваша соседка. Узнали? Скажите, у вас есть приличный костюм, белая рубашка и галстук?
— Ты меня обижаешь, соседка, — сказал дядя Толя. — Думаешь, если я сейчас какое-то время живу без женщины…
— Про это после. Дядя Толя, мне срочно нужна ваша помощь, только вы можете сейчас меня спасти. И не только меня одну. Объяснять слишком долго, но вам нужно подойти в своем парадном костюме на площадь Ленина, прямо под памятник. Без собаки.
— Туда, где молодожены цветы возлагают? — спросил дядя Толя, который женился уже четыре раза и все время неудачно. — Женится, что ли, кто? Свидетеля не хватает?