Вперед в прошлое 10
Шрифт:
— И какие варианты? — проворчал дед.
— Можно запретить ей встречаться с Андреем, — попытался смоделировать ситуацию я. — И что? У нее буйный темперамент, она просто сбежит из дома и перестанет с нами общаться.
— Посадить сластолюбца старого! — не унимался дед.
— И? Каковы последствия? — спросил я.
— Перебесится и забудет, — стоял на своем дед.
— Взрослая влюбленная девушка — перебесится и забудет? — усмехнулся я. — Это не ребенок, которому отказались покупать игрушку. Она будет считать, что вы — источник всех ее несчастий. Мама, бабушка,
Ответила бабушка:
— Я никогда с таким не спуталась бы. Это какой-то позор! Николай был равным мне.
Вот же упертая!
— Это ты, а это она, и у нее любовь. Да, вот такая перекошенная любовь. Но она — свершившийся факт, без сослагательного наклонения. Данность.
— Он испортит девочке жизнь, — стояла на своем бабушка.
— Да это скорее Наташка перебесится и испортит жизнь ему. А он ее тоже любит, верите вы или нет. Вот такая любовь. Если вмешаетесь, она не простит, сбежит из дома, пойдет по рукам и возненавидит нас, — повторил я уже сказанное чуть другими словами — очень уж хотелось, чтобы до них дошло: — Ей семнадцать лет будет в мае, взрослая уже девушка, к тому же она зарабатывает себе на жизнь и обеспечивает себя. Если хотите потерять ее навсегда — вперед. Сразу скажу, что я в этом участвовать не буду.
Воцарилось молчание, видно было, что дед отчаянно ищет аргументы и не находит, в его глазах вспыхивало «расстрелять» и «закопать».
— Что думаете? — спросил я.
— Я в этом фарсе… тоже участвовать не буду, — проворчал дед.
— Только не скандаль, Шеф, я тебя знаю. — Похоже, бабушка приняла или Наташкину сторону, или нейтралитет.
— Просто делайте вид, что его нет, — осторожно посоветовала мама.
— Утром они уйдут, — уверил всех я. — Андрей и сейчас порывается, но — не по-человечески же.
— А я бы с этим… как его… зятем познакомилась получше, — сказала мама. — Может, пригласим его к столу?..
По лицам поняв, что не нашла взаимопонимания, мама смолкла.
— Спать пора, да и у тебя Вася есть, — съязвила бабушка, намекая, что Андрей больше подходит маме, чем Наташке, и добавила: — Надо же, какая срамота, и в моей семье! Но Пашка прав, вмешаемся — потеряем Наташку.
— Он хороший человек, — сообразив, что уже можно, встал на защиту Андрея я. — И Наташка с ним спокойная, не швыряет ее из стороны в сторону.
— Как бы в подоле не принесла, — сказал дед.
— В подоле — не самое страшное, — высказалась мама. — Самое страшное — что прибьют ее где-то, или в Турцию продадут, или колоться начнет.
— Насчет подола я с Андреем серьезно поговорил, — уверил их я. — Он мужчина взрослый, вменяемый.
— Вменяемый, да уж, — буркнул дед. — Его для меня просто нет. А утром желательно, чтобы он убрался и не попадался мне на глаза.
— Постелю ему в прихожей. — Бабушка посмотрела на Боцмана. — Выживаем тебя, да.
Пес разинул пасть и зевнул, несколько секунд — и все мы сладко зевали.
— Паша, иди поговори с этим, я не могу, простите. Оля, Шеф, помоги мне с матрасами, жених будет спать тут, в прихожей. Оля с Васей, как договаривались,
Я отправился в летнюю кухню. Под бормотание радио Наташка мыла посуду, Андрей спал на раздолбанном грязном диване у стены, накрывшись двумя полотенцами. Сестра повернулась на скрип петель, приложила палец к губам, я кивнул и прошептал:
— Смертоубийство отменяется. Да, они не рады, но смирились. Утром вам лучше уйти.
Натка сморщила нос.
— Да, придется. Дай отгадаю, дед больше всех бесится?
Я снова кивнул.
— Андрей будет ночевать в прихожей, ты — с нами вести половую жизнь. — Она усмехнулась, покраснев. — То есть спать на полу. Утром мы с Василием, если он будет в состоянии, поедем поздравлять разных людей и вас подбросим в центр.
Мы с ней вышли во двор, заметенный снегом. Сестра потянулась, улыбнулась:
— И все-таки хорошо! Могло быть куда хуже.
Она сгребла меня в объятия, дохнула в ухо:
— Спаси-и-ибо! Лучший мой новый год! Как я вас всех люблю! Просто уи-и-и! И красота какая! — Она закружилась по двору.
Я заглянул в окно прихожей, где мама застилала полосатый матрас, на котором придется ночевать Андрею.
— Иди, буди его, и — на боковую. Скажи, чтобы деда не провоцировал, — посоветовал я сестре.
В дом я не пошел, решил остаться на улице, полюбоваться новогодней сказкой. Снег — как это все-таки красиво, празднично. Кому-то пальмы и магнолии — экзотика, для нас, южан, экзотика — это снег. Сосульки искрятся от света лампы, снег блестит, аж лучики пускает. Деревья одеты в белое, все такое чистое, свежее…
Память взрослого напомнила, каково это — откапывать и подолгу прогревать машину, но я был с ней не согласен.
Вскоре вышел Андрей, отекший, осунувшийся, похожий на сомнамбулу, он подрагивал, как будто все не мог отогреться. Наташка повела его к сараям — подальше от дедовых глаз, чтобы они не дай бог не пересеклись. В дом они вошли, когда дед переместился на кухню.
В прихожей было холодно, тепло от печи сюда доходило слабо, и Андрею выделили пуховое одеяло. Наташка порывисто обняла Андрея.
— Располагайся. Я пойду.
На ее лице отобразилось страдание — то ли потому, что придется расстаться с любимым, то ли из-за нежелания предстать пред осуждающим взором бабушки и выслушивать ее нотации.
— Я тут не пропаду, — без особой уверенности сказал Андрей.
Обняв Наташку за плечи, я повел ее к двери.
— Идем. Не съедят, обещаю.
Андрей опустился на матрас и принялся стягивать брюки.
Наташка напряглась, просто каменной стала, и чем ближе подходили к залу, тем больше она каменела. Бабушка, готовящая постель на полу, старательно делала вид, будто ничего не случилось. Настолько старательно, что, психуй она, ее отношение к Андрею казалось бы естественным, теперь же она напоминала убийцу, испытывающего ненависть к будущей жертве и вынашивающего коварный план. Мама тоже отводила взгляд. Только Борису было все равно, он с Каюком пытался разобраться в инструкции машинки, написанной по-английски.