Вперед в прошлое 10
Шрифт:
Щелкнул замок, отворилась калитка, и во двор ворвался Лаки, сделал круг по огороду и вернулся к нам. Я кивнул на него.
— Он погрыз обувь, и мама нас вместе с ним выгнала из дома. Это наглость с моей стороны — просить, чтобы вы его приютили.
Я бросил взгляд на колыхнувшуюся занавеску, из-за которой за нами наблюдали дети. Лидия села на корточки и принялась чесать Лаки, который перевернулся на спину и подставил живот. Из дома к нам рванули Света с Ваней. Более взрослый Бузя пришел чуть позже.
— Оставим его? — обратилась
Света обняла меня, потом — Василия, после села рядом с Лидией и сказала, положив руки на щенячий живот:
— Смотрите, тут у него дрыгательная точка. — Она почесала ребра — Лаки инстинктивно задергал правой лапой, Ваня засмеялся, повернулся к Лидии, потом — ко мне.
— А можно? Можно его оставить, правда?!
И вовсе не стало легче на душе.
— Можно, — все-таки вздохнул я.
— Нужно, — добавила Лидия, улыбаясь. — Я сама хотела завести собаку. Думала бродячих прикормить, так летом хозяева вернутся, и они уйдут домой. Тут мало кто живет, страшно, особенно ночью. А он большим вырастет, будет нас охранять. Когда собака лает, наркоманы лезть боятся.
— Ура-а! — радостно заголосила Света. — Спасибо, мама! Спасибо, Пашка!
— Я буду его дрессировать, — шагнул вперед Бузя. — Научу его сидеть и лапу давать.
Я положил руку Бузе на плечо.
— Теперь спокоен за него.
Паренек гордо вскинул голову.
— Идите в дом! — прикрикнула на них Лидия — дети простились со мной и послушались ее безоговорочно.
Подождав, когда они займут наблюдательный пост у окна, она сказала:
— Давай в понедельник вечером сходим в органы опеки?
— В четыре вечера, — сразу же согласился я.
Лидия кивнула и продолжила:
— Детям надо учиться, а то они — как трава. Потом нам придется поездить, собрать документы, они-то у детей в детдомах. И лишь после этого можно что-то решать.
— Но сперва надо получить добро от опеки, — сказал я. — Так что идем в понедельник. Все получится, я знаю, что говорить. А вы подготовьте документы на квартиру.
— Это комната, и она ведомственная. Мне в опеке откажут! — запаниковала Лидия.
— Не откажут. У меня есть очень весомые аргументы, — улыбнулся я. — Вам что-нибудь нужно из еды?
Лидия мотнула головой.
— Все есть, с нового года осталось. Газовый баллон мы купили. Поезжай домой, уже поздно.
— До свидания.
Василий, поджав губы, почесал щенка на прощание, и мы уехали, погруженные в свои мысли. Настроение было испорчено, отчим тоже привязался к щенку и, похоже, маму ждала ссора. Но и ее срыв понятен — она согласилась на щенка с условием, что мы его пристроим, когда он немного подрастет. А потом по глупости согласилась продлить его прописку, чтобы угодить Василию, да не рассчитала свои силы, ведь у щенков столько энергии, что они разносят квартиру.
Однако мама меня в очередной раз удивила. Когда мы вошли в квартиру, там были выключены все лампы. В зале мигал телевизор, и в его
У меня сердце в пятки ухнуло. Бори нет, значит, что-то с ним случилось! Ноги вросли в пол. Василий схватил ее за плечи, поднял, встряхнув.
— Шо случилось?
— Это я… Я виновата! — пролопотала она, сложила руки на груди лодочкой. — Простите меня! Давайте его вернем!
— Ты про щенка? — сообразил я. — А Боря где?
Ошарашенный Василий отступил на шаг и растерянно посмотрел на меня.
— Где Боря? — повторил я, но она лишь дернула плечами.
Мысленно выругавшись, я пошел в кухню, Василий так и стоял в середине комнаты. Это что за реакция? Психанула, потом проанализировала свои действия и раскаялась? Или поняла, что пошла против воли будущего мужа, наказания теперь не избежать, и пустила в ход самое убойное своё оружие — слёзы? Когда жила с отцом, она так не делала, понимала, что бесполезно. Что это — искренние эмоции или манипуляция?
Еще Боря делает нам нервы. Обиделся на Василия и наверняка сидит на базе, изображает голубя-дутыша, в тайне надеясь, что его найдут, и поймут, как были несправедливы к маленькому. Ситуация пустяковая, но, если пустить все на самотек, все перессорятся и возненавидят друг друга. Так что не валяться мне в кровати, а искать брата, действовать, пока миротворческая миссия требует минимума усилий.
Потому я, глядя, как мама с отчимом уже обнимаются, выкатил мопед с балкона.
— Ты куда? — прошептала мама.
Хотелось сказать: «А сама как думаешь» — но я проговорил:
— Борю искать. Почти десять, а его все нет.
Мама пожала плечами.
— Это нормально. Вы часто так возвращаетесь.
— Сегодня — не нормально, — бросил я и уже почти вышел в подъезд, но меня остановил отчим:
— Стой! Куда ты на мопеде — в ночь? Убьёшься же! Вместе поедем. — Он глянул на маму. — Оленька, а ты пока накрой на стол. Мы не голодны, но чаю с печеньем выпили бы.
Как я и думал, Боря на базе в одиночку рубился в приставку. Вздрогнул, когда я его окликнул, с трудом скрыл удовлетворение — не забыли все-таки, ищут! Я молча сел рядом. Борис выключил приставку, развернулся ко мне, ожидая, что я начну уговаривать его вернуться, но ошибся.
Так хотелось просто внушить ему, что отчим — нормальный, и не надо с ним собачиться, но неизвестно, как ментальное насилие отразится на его психике. Вдруг он потеряет талант, целеустремлённость, вкус к жизни? Ведь по закону охранения энергии, если что-то где-то появляется, то в другом месте убывает. Я-то программировал смертников и моральных уродов, там хорошее не убудет, потому что его попросту нет. Пришлось выкручиваться, переключать его внимание и устраивать эмоциональные качели, как Завирюхину.