Вперед в прошлое 2
Шрифт:
Когда вышли из подземки, я отыскал взглядом место, где должны выситься башни Москвы-Сити. Нет ничего. Нет стеклянно-пластиковых строений, дорогих иномарок. Зато прямо на грязи, окруженный окурками, стоял мужик с тележкой. На клеенке поверх кравчучки лежали караси, от которых он хворостиной гонял мух.
Рядом продавала блузку женщина тощая настолько, что хотелось купить ей пирожок у соседней торговки.
— Тут идти далеко, — сказал я. — Дед, давай везти тележку по очереди.
Но дед справлялся неплохо, так все пятнадцать минут меня к ней
По широкой дороге мы добрались до рынка. Точнее до площади возле него, где толпился народ. Оставив деда и маму, я прошвырнулся по ряду, узнал цены. Черешня от шестисот до тысячи, такая, как у нас — восемьсот. Орехи — от тысячи до тысячи восьмисот. Абрикосов не было ни у кого, потому что еще не сезон.
Как и в прошлый раз, я предпочел прилавок торговле с пола и побежал на сам рынок договариваться с бабками.
Рынок делился на две части: крытую, где имелись овощные ряды с советскими весами, за которые следовало платить. Возле лотков с молочкой, консервами и колбасами толпились покупатели, в основном старики и молодежь, людей среднего возраста почти не было, и к каждому продавцу стояла очередь, как в Советском Союзе — за дефицитом.
Да, очереди остались и в это время, особенно — в ларьки за сигаретами, но чтобы так… Интересно, почему?
За прилавками, которые меня интересовали, продавцы стояли стеной, локоть к локтю, и приткнуться было совершенно некуда, потому я вернулся к железным точкам под открытым небом, но и тут свободных мест не оказалось.
Торговцы из Украины то ли платить не хотели, то ли просто не понимали, что можно договориться с местными, и все продавали с земли перед входом в рынок. Впрочем, как и на Таганке. И не брали в расчет, что тут, на рынке, есть хоть минимальная охрана, а там любой может ограбить. Да и те же менты явно больше берут, чем администрация рынка, а они такой поживы не упустят.
В этот раз быстро договориться не получилось. Бабки с петрушкой меня не пустили, картошечница тоже дала от ворот поворот. У остальных были соседи с черешней.
Я глянул на плотного мужика протокольного вида, продающего ножки Буша, и решил рискнуть.
— Добрый день, — проговорил я.
— Цена написана, че, повылезло? — писклявым голосом ответили мне, и я понял, что это не мужик, а женщина. Хорошо молодым человеком ее не назвал, а то мог бы и без зубов остаться.
Слова застряли в горле, но раз уж начал, я продолжил чисто для приличия:
— Мне нужно торговое место, малая его часть. За пятьсот рублей.
— Что продаешь? — спросила она уже без агрессии.
— Черешню, абрикосы…
— По полкило того и другого мне — и валяй.
Особого выбора не было, и я согласился.
— По рукам.
— Только на моих весах взвесишь, а то знаю я вас.
Еще не оттаявшие ножки Буша лежали в тазу на витрине, за прилавком были еще две коробки,
Я выбежал к своим, которые ждали недалеко от входа на рынок. Мама сказала:
— Я с вами пойду, да?
— Да, но соседка вредная. И она похожа на уголовника, так что не пугайся. Я договорился расплатиться товаром. Идем. В принципе, вы можете ехать, спасибо за помощь. Адрес дедушки у меня есть, доберусь.
— Вот уж нет, — сказал он приказным тоном.
— А мне так интересно посмотреть, — робко пробормотала мама. — И ехать еще рано.
Мы двинулись к прилавку всей процессией. Увидев торговку окорочками, мама оробела, а деда ее вид не шокировал, он лучезарно улыбнулся:
— Доброго дня, красавица!
— Ой да ладно вам, — улыбнулась она, и я заметил, что у нее нет одного зуба сверху. — Какая я…
— Это вам! — Дед выудил абрикос и протянул ей. — Из солнечной Армении.
Женщина цапнула абрикос, вытерла о замызганный передник и принялась есть, а я застелил прилавок и начал выкладывать товар: абрикосы, черешню, орехи.
— Че-то кислые ваши абрикосы, — чуть ли не проорала она, отпугивая покупателей.
Я дал ей примятый, спелый.
— О, это, в натуре, мёд! — обрадовалась она, распробовав. — Мне вот таких.
— Ма, выбери восемь штук янтарных, — распорядился я, видя, что к прилавку подошли покупатели.
— Чейто восемь? — возмутилась соседка.
— Потому что это полкило, — ответил я, глядя на мужчину, отправившего в рот черешню.
— Сколько? — спросил он.
— Семьсот.
— Килограмм сделай.
Понеслась! Дед наблюдал со стороны, мама отдала абрикосы мужикобабе, которая так и не представилась, та положила их на чашу весов и сразу же сгребла, потому что там было немного больше, чем полкило.
— Абрикосы! — крикнул я. — Ни у кого нет, у нас есть! Удиви соседей! Порадуй девушку! Заткни рот теще!
Соседка хрипло расхохоталась, хлопнув себя по ляжкам. Взвесила окорочок покупателю, прогнала бабульку, которая просила самый маленький, вон тот, который вмерз, и попутно возмутилась цене.
— Крохоборы, — ворчала бабка, удаляясь. — Там дешевле!
— Так и вали туда, покупай гнилье с опарышами! — Торговка объяснила мне: — Там есть точки, где сбывают просрочку вполцены. Вот и прут, и прут. Рыба с глистами, мясо с опарышами, вонючее. Склизкая колбаса.
Правильно, что я внутри здания не остался, там не наш покупатель. Слышавший наш разговор дед подтвердил:
— Соседка аж из Перово ездила, пока с отравлением не слегла.
Вспомнились очереди из, теперь ясно, студентов и пенсионеров. Вот оно что!
Дед с мамой то отходили от прилавка, то приближались к нему, изображая покупателей, и к часу дня я распродал почти все, осталось по пару килограммов черешен и абрикосов и восемь — орехов. Не шли они сегодня.
Мама сказала:
— Я поеду, уже пора, а то мало ли.