Вперед в прошлое 5
Шрифт:
Гаечка вскочила.
— Это мое, дебил!
Тетрадь хрустнула. Половина осталась у Чабанова, половина — у Барика. Кувыркнувшись в воздухе, записка упала прямо к ногам Джусихи, которая вошла в класс и сразу же устремилась разнимать учеников. Убедившись, что потасовка отменяется, она застыла в ряду между вторыми партами так, что едва не касалась Ильи.
— Что опять такое, девятый «Б»?! Это не класс, а экстремисты какие-то. Борецкий!
Барик вытянулся по стойке смирно. Гаечка уставилась на свою записку, которая лежал текстом кверху прямо под ногами Джусь,
Не смотри туда. Тебе совсем неинтересно, что на этом листке. Сейчас прозвенит звонок, и ты уйдешь, а я схвачу записку. Однако делать западло для Джусихи было счастьем. Она наклонилась, подняла записку.
Воцарилась мертвенная тишина. Гаечка, оставшаяся за спиной Джусихи, схватилась за голову и вжалась в парту. Я смотрел на лицо русички — ноль эмоций, лишь чуть приподнялась правая бровь, а уголок рта опустился. Вот попадалово! Надо как-то отмазать Гаечку.
Джусиха потрясла листком.
— Надо отдать должное, это весьма поэтично. У автора есть потенциал!
— Что там? — спросила Баранова.
— Оскорбительная эпиграмма. На меня. С вашего позволения, я не буду это зачитывать.
Она отошла к столу, окинула глазами класс. Не надо быть психологом, чтобы заметить, как покраснела Гаечка. Она сидела перед Ильей, а ее уши алели ломтиками помидоров.
— Сто пудов, это Мартынов! — воскликнул Барик.
— Да, они смеялись, передавая друг другу эту записку, — поддержала его Баранова.
Я встал и возмутился, изо всех сил изображая оскорбленную невинность:
— Ты гонишь? Какая записка? Мы вообще смеялись с карикатуры на Карася!
Да, я — не мафия!
Теперь все зависит от наблюдательности Джусихи и актерских способностей Гаечки. Усаживаясь, я ткнул ее карандашом в спину, прошипев:
— Мафия.
Надеюсь, поймет.
Глава 20
Большое в малом
Если бы на месте Джусихи была наша Вера Ивановна, она быстро сообразила бы, кто способен сочинить ядовитый, но талантливый стих. Новая русичка нас совсем не знала, и список подозреваемых сужался только до тех, кто сидел рядом с проходом, где валялась записка: Илья, Ниженко, Димоны, Желткова, Заячковская, Чабанов. Ну и Барик, который мимо проходил.
— И где карикатура, над которой вы смеялись? — спросила Джусиха.
— Офигели! — возмутился Карась с задней парты.
— Где. Карикатура, — повторила Джусиха, расстреливая меня взглядом.
Скучая, я частенько рисовал узоры по клеточкам, смешных уродцев, разные фигуры, и сейчас пытался вспомнить, есть ли под рукой что-то подобное.
Завозился Минаев на третьей парте и подал голос:
— Вот она.
Все повернулись к нему. Красный как рак, он открыл тетрадь по русскому и продемонстрировал мятый листок, где были узоры, наброски машинок, мотоцикл, двойка, мутировавшая в лебедя, голая баба с огромными сиськами и пучеглазая рыба на длинных тонких ножках. Есть! Как удачно совпало! Значит, так мараю
Гаечка к тому моменту сменила цвет на нормальный, более-менее взяла себя в руки и делала вид, что ее это не касается. Но так вели себя многие.
Джусь поджала губы, подошла к Минаеву, взяла в руки листок и развернула к классу:
— Какая прелесть!
Донеслись смешки. Памфилов радостно воскликнул:
— Оба на! Там же Лихолетова! — Он намекал на то, что Димон над ней поглумился, изобразив грудастую тетку. — Во у тебя фантазии!
Клас захохотал, Заячковская аж захрюкала. Почти всем было смешно, кроме самой Лихолетовой. Кровь прилила к ее лицу, губы сжались.
— Это просто рисунок! — воскликнул Димон. — Это не она!
— Фантазии Минаева — большого размера, теперь мы знаем! — не унимался Памфилов.
— Оставь комментарии при себе, — рыкнула на него Джусиха, и он смолк.
— Офигел?! — снова воскликнул Карась, обидевшийся на карикатуру. — На перемене убью!
Джусиха демонстративно разорвала листок, поникнув, вернулась к учительскому столу, открыла журнал.
— Дежурный, кто отсутствует?
Поднялся Памфилов и отрапортовал, что — Синцов и Фадеева.
— На манеже все те же, — проворчала Джусиха, остановила на мне тяжелый взгляд. — Отвечать пойдет…
В классе воцарилась тишина, все втянули головы в плечи и потупились. Из памяти взрослого всплыли воспоминания, которые не поблекли за десятки лет: голос Джусихи, словно метроном, рубящий головы секундам, и ее «Лес поднятых рук» и «Народ безмолвствует».
— Лес поднятых рук! — прозвучало в этой реальности, причем на год раньше, чем должно бы. — Отвечать пойдет… Минаев.
Димон вскочил, едва не перевернув стул, и направился к доске. Джусиха продиктовала ему несколько предложений, он записал без ошибок и рассказал правила. Получил заслуженную пятерку. Вопроса: «У кого-то есть уточнения или дополнения» — не последовало.
Судя по недобрым взглядам, которые она бросала в нашу сторону, Джусиха поняла, что это дело рук кого-то из нас. Будет ли искать истинного виновника? Да. Она вредная и злопамятная. Но не сейчас. Сейчас она упустила момент, когда Гаечка себя выдала, и, если решит кого-то показательно наказать, например, меня, это будет выглядеть бездоказательно. А выгнать с урока всю нашу компанию она не может, потому что такое не приветствуется. Скорее всего, Джусиха затаит злобу и не упустит момента, чтобы нам подгадить, причем мстить будет всем подозреваемым без разбора.
В той реальности в десятом классе, когда два девятых объединили, она на ровном месте взъелась на кандидатку в отличницы и завалила ей золотую медаль. Причем та девушка была просто образцом скромности и благодетели. А тут такая причина! Ну и ладно, то, что происходит сейчас — мелочи для меня взрослого. Еще недавно это были бы крупные неприятности для меня-нынешнего. Теперь же я понимаю, что особо переживать не стоит, ничего смертельного не случилось. Однако, если бы попалась, Гаечка переживала бы так, словно ее приговорили к пяти годам строгого режима.