Вперед в прошлое 6
Шрифт:
— Двое, говоришь? Может, они из этого дома?
— Раньше их не видел, — пожал плечами Боря. — Может, и местные.
Но когда мы вышли, во дворе было пусто, если не считать белого кота с серыми пятнами, лениво пересекающего дорогу. Смеркалось, и серое круглое пятно на его теле сливалось с асфальтом…
— Гляньте — дырявый кот! — воскликнул Боря.
Ничего объяснять было не нужно, все рассмеялись.
С семи до девяти все играли, а я периодически выдергивал то Илью, то Димонов и ставил в пару с Рамом, чтобы он ощутил, каково боксировать с разными партнерами. Правша —
Хуже всего то, что одно дело — прокачка, другое — выступление на ринге. Там приобретается совсем другой опыт: умение разбираться в технике и планировать бой.
— Если партнер выше, — доносил до него я прописные истины, — то у него обычно руки длиннее, ему проще тебя достать, надо сразу рвать дистанцию…
К девяти часам он еле ползал и в конце концов распластал на мате, вывалив язык.
— Завтра повторим? — хрипнул он.
— Завтра меня не будет. И Бори тоже. У матери день рождения, отмечаем его у бабушки, по ходу, до ночи. Я там и останусь, только в воскресенье тут появлюсь и засяду за уроки. Но попытаюсь в дороге что-нибудь выучить, чтобы время осталось тебя погонять. А так ты и сам можешь попрактиковать в паре к кем-то из наших.
В девять вечера, когда мы собрались расходиться, Боря сказал:
— Кабанов не вернулся. Они ж драться еще не научились, а те типы, что во дворе терлись, реально страшными были. Может, позвонить кому-то из них, пока мы здесь?
— Думаешь, на них напали гопники? — спросил Илья, и в его голосе проскользнула настороженность. — Зачем?
Гаечка объяснила:
— Зачем… затем, что у Райки сережки золотые!
Вот теперь и я заволновался. У Кабанчика дома точно не было телефона — откуда ему в общаге взяться? Про остальных я не знал.
— Вроде ни у кого, — ответил Илья. — Давайте к Кабанчику сходим, он же рядом совсем, в Алисином доме, все сразу станет ясно.
Илья забрал приставку и отнес домой, а потом мы всей толпой отправились в общагу, возле которой, точно зомби, шарахалась алкашня. Аж не по себе стало. Но заходить внутрь не пришлось, Алиса пробежала через клумбу к окну на первом этаже, где горел свет, постучала. Никто не отреагировал, и она потарабанила сильнее.
Колыхнулась занавеска, и выглянула мать Сани — осунувшаяся, аж черная, красноглазая.
— Саша дома? — крикнула Алиса.
Женщина исчезла за занавеской. Мы переглянулись.
— Я же говорил, — буркнул Борис.
Алиса снова собралась стучать, и тут из общаги, едва не споткнувшись о распластавшегося пьянчугу, выбежал Кабанов.
— Че стряслось?
Камень с плеч скатился. Илья ответил:
— Боря сказал, во дворе были гопники, вот, мы пришли проверить, все ли в порядке.
Саня почесал макушку.
— Ага, были два шныря, но они ваще в другую сторону пошли. Но за заботу — спасибо.
Ну и слава богу, что обошлось! Теперь можно и домой со спокойным сердцем.
Завтра с утра должна приехать бабушка, чтобы забрать маму и Наташку с Борисом к ней, потому домой я пошел пешком, оставив
Теперь мысли были о Рамиле. А вдруг — мечтать так мечтать! — толчок, который я ему дал, откроет ему путь в большой бокс, и он станет вторым Пакьяо? Он такой же стремительный и неугомонный. Вот было бы здорово!
Из-за маминого дня рождения Наташка решила пропустить репетицию и свидание — все-таки раз в году такое событие. Но утром не удержалась от ворчания, что-де в выходной не выспаться, отстаньте, нелюди, своим ходом доберусь! Боря ее поддержал и тоже остался валяться.
«Победа» приехала ровно в семь. Когда мы с мамой спустились, навстречу нам шагнул разодетый Каналья с таким огромным букетом белых роз, что он полностью скрывал торс.
— С днем рождения, Оленька! — проговорил он, вручая маме букет, а после — небольшой пакетик.
— Алексей, вы… То есть Леша, ты с ума сошел! — выдохнула мама, взяла букет, ткнулась носом в цветы, скрывая румянец, и так растерялась, что не заглянула в пакетик. — Я поставлю их в вазу, завянут же. Господи, какая красота!
Она упорхнула в подъезд, а Каналья остался стоять, провожая ее томным взглядом. Вернулась мама быстро, раскрасневшаяся и свежая. Когда в эту реальность пришел взрослый я, мама была усталой серой женщиной. Теперь же она красила волосы в медный, подводила глаза и выглядела максимум на тридцать пять.
— Я не могу это принять! — Она вернула Каналье пакетик. — Они ж французские! Это сумасшедшие деньги!
Ага, Леха подарил ей духи якобы французские, она не приняла, и сейчас у него был такой вид, словно кто-то умер.
— Наташе отдашь, если не нравится, — решил настоять Каналья. — У меня нет на примете никого, кому бы они подошли. Пожалуйста, Ольга, не расстраивай меня!
— Возьми, чего телишься? — прикрикнула бабушка, выходя из машины и потягиваясь — мама послушалась и уронила:
— Спасибо.
Бабушка обняла ее, поцеловала в лоб.
— Доченька моя любимая! Подарок ждет тебя дома. Как же я счастлива, что ты вернулась!
Мама оцепенела, в ее глазах заблестели слезы. Ну вот, опять собралась сырость разводить! Хотя понять ее можно: семнадцать лет она терпела только унижения от отца, и тут вдруг — столько внимания и любви!
Подарок ей я подарю, когда вернусь из областного центра. Хочу купить что-то, что ее действительно порадует. Как раз подумаю в дороге. И не беда, если придется отдать за эту вещь ползаработка.
Потому учиться в пути не получилось, я думал о маме. Что ей надо? Яркий пуховик на зиму? А вдруг не понравится? Сапоги кожаные? Нет, одежду пусть сама покупает. Но что тогда? Все женщины мечтают о кухонном комбайне. Вещь дурацкая и дорогая, я пока не потяну. Духи Каналья подарил, деньги — пошло, мы их просто проедим, и никакой памяти не останется. Кухонные принадлежности подарить, например, тот же сервиз? Нет, прошли те времена, когда хрусталь и фарфор были валютой. Сервизы берегли, не использовали по назначению, а выставляли напоказ. Сейчас же они продаются задешево на блошиных рынках, потому что людям нечего есть, а фарфором сыт не будешь.