Вперед в прошлое 7
Шрифт:
Есть только одно «но» — пустят ли меня в самолет одного? Вообще, как сейчас происходит посадка, что с безопасностью? Взрослые со мной точно не поедут: у бабушки скотина, мама работает, отец… Да и лететь надо чем раньше, тем лучше, а им надо утрясти вопросы на работе
Я никогда не летал, а я-взрослый в первый раз полетел на самолете в начале нулевых, когда уже понаставили турникеты и в документах на детей придирались к каждой запятой.
Если бы не опыт взрослого, который как собственная память, только черно-белая, я сидел бы дома и завывал от бессилия,
При мысли об этом внутри похолодело, и я чуть с мопеда не свалился. Москва огромная! В метро толпа, а когда выходишь на какой-то станции, теряешь ориентиры, и непонятно, куда идти. Тычешься слепым котенком…
Так, отставить панику, я-взрослый там жил! Не потеряюсь, не пропаду.
Сперва я заскочил к Каналье, благо это было по пути.
На расчищенной площадке возле гаража стояла «Волга-24» с покореженным капотом и треснутым стеклом, белая «копейка». Ворота были распахнуты, в гараже громыхали «Мотохед», а им подпевал Каналья из ямы. Он ковырялся во внутренностях старенькой «тойоты».
— Привет! — крикнул я, присаживаясь на корточки.
Каналья явил свой светлый лик. Мой партнер был счастлив и стал взахлеб рассказывать об устройстве иномарок, и чем они отличаются от автопрома, но я его прервал:
— У нас проблемы. Дед пропал, надо его найти.
Каналья распрямился и чуть головой о машину не ударился.
— Как — пропал?
Я быстренько объяснил. Сказал, что, если получится, улечу, и попросил его после работы отвезти меня в аэропорт. Если получится достать билет, если меня пустят, если…
Опять — целый вагон «если».
Но поддержки в его лице не нашел, выслушал, что мал еще для таких подвигов и что он меня выпорет, если я такое выкину. Ну и хрен с ним, не повезет в аэропорт — сам доберусь.
Из мастерской я покатил к бабушке, понимая, что прежде следовало сгонять в кассы, узнать про билеты на самолет и правила перевозки детей. Вот тут память взрослого ничем помочь не могла — я ничего не знал о перелетах в девяностые.
К трем дня я был у бабушки, которая с трубкой металась по двору, не находя себе места. Понятно, что дед — ее старый приятель, но уж слишком она переживает. Ее нервозность передалась даже Боцману, который ходил следом. Она остановится — пес остановится, гавкнет, чтобы себя обозначить, — снова за ней.
— Так и не отзвонился, — сказала она, приложила руку к груди. — Чует мое сердце: беда.
Не знаю, как я считал ее намерение сворачивать горы, но предложил, полностью уверенный в утвердительном ответе:
— Летим?
Она устало прикрыла глаза.
— Я бы — с радостью, но скотину на кого оставлять?
— Юрка не справится? — спросил я с надеждой, все-таки одному лететь в Москву было стремно, да и вряд ли получится.
Бабушка помотала головой.
— У Маруси ночью кур из сарая вынесли. Она услышала, что куры орут — сама в крик: помогите, грабят. А ей ответили: орать будешь, горло перережем. Он смотрит,
— Значит, полечу один, — скрипнул зубами я.
— Сдурел? — Она уперла руки в боки и нависла надо мной.
— А что делать? Тупо ждать? Вдруг он там в больнице умирает — ни лекарств, ни ухода.
— Или просто занят своими делами, — сказала она без особой уверенности, потом мотнула головой. — Нет, Шевкет — человек слова… Да, ты прав. С ним что-то случилось.
— И он там один! — добавил я. — У него никого нет…
Меня перебил треск телефона в прихожей. К нему мы бросились одновременно, едва не сбивая друг друга с ног.
— Да! — выдохнула бабушка в трубку, оттуда донесся взволнованный женский голос.
— Ирина, — отчиталась бабушка, прикрыв трубку, и переключилась на разговор. — Ну что я сделаю? С ним нет связи. Пропал! Ну откуда я знаю? Подожди немного… Как договорились, так и делай. Да, вези все назад.
Как я понял, речь велась о товаре, который никто не забрал.
— Пусть с поезда продаст, — посоветовал я. — Деньги возьмет себе. Ну жалко ведь, сгниют и груши, и виноград.
Бабушка глянула с интересом и передала мои слова Ирине, но та продолжала истерить, аж я услышал:
— Что я, барыга? Где я продам? Делать мне больше нечего, чем по переговорникам скакать, звонить вам постоянно! Ты бы видела эти очереди!
— Это хорошие деньги, — стояла на своем бабушка, а потом как психанет: — Твою мать, Ирка! Выброси к черту! Раздай бомжам, дура психованная. Конверт только назад привези.
Тетя Ира бросила трубку. Бабушка вздохнула, упершись в тумбу с телефоном.
— Вот же бестолковка! Еще и Мариам товар привезла. Вот куда его теперь? — Она посмотрела на меня. — Некогда этим заниматься!
— Юрка пусть продаст, — посоветовал я. — Хоть по себестоимости. Все, хватит мять… кот хвоста. Тьфу ты, хвост кота. Поехали за билетами на самолет.
Бабушка помотала головой и уронила:
— Я не поеду в Москву. Не могу.
— Просто помоги мне купить билет и договориться с экипажем, чтобы провезли меня без сопровождения.
— А если купим, но не пустят? Билет стоит дорого, очень дорого!
— И плевать! — Хотелось топнуть ногой. — Я не хочу потерять деда. Ну блин! Я был в той Москве, сам там торговал, и ничего!
Бабушка попыталась меня урезонить:
— Ладно, допустим, прилетел ты в Москву — и что? Где там будешь ночевать, если деда нет дома?
— На вокзале. У бабок койко-место сниму. Масса вариантов! Ты сама видела: я выкручусь!
Она невесело рассмеялась.
— И не думай. Назревает гражданская война! Случись что с тобой, я себе не прощу, что отпустила тебя одного.
Вот тебе и положительный ответ. Хотя он и логичный, сдаваться я не собирался.
— А если с дедом что-то случится?