Вперед в прошлое 7
Шрифт:
— Сигналка есть одна, — сказал дрэк. — Кажется, ее разумно отдать сигнальному.
Карась аж зааплодировал себе — впервые в жизни он не на подтанцовках или в роли декорации, а ему доверили что-то ответственное.
— По позициям, — скомандовал я. — Или есть вопросы?
Все замотали головами и начали расходиться, беспомощно оглядываясь на меня. И я понял, чего не сделал, объявил:
— Памфилов, Гайчук, Чабанов, Райко, Борецкий, Фадеева — главные в парах.
Мажорик не ожидал, что его так легко примут обратно в стаю
— Расходимся, — скомандовал я.
— Удачи, ребята, — сказал директор.
Наверное, теперь мы у него будем самым любимым классом. Вот так, и задницы лизать не надо, чтобы ладить с людьми.
— Помоги вам бог! — благословила нас химичка.
Задержался только Карась — дрэк учил его пользоваться сигналкой. Надеюсь, он справится, хоть его умственные способности и весьма скромные.
Илья бежал впереди меня, останавливался, торопил:
— Давай быстрее!
Благо он жил возле школы. Сгонял домой за ключом от базы, открыл подвал и помог мне вытащить Карпа. Я оседлал мопед, а Илья вдруг сел прямо на асфальт, сжал руками голову и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
Мое тело одеревенело, я не знал, что делать. Это ведь не истерящая бабка — это Илья, который всегда был для меня примером рассудительности. И вдруг я понял, что даже если Инна просто спряталась и натравила всех на меня от обиды, он не перестанет ее любить.
Тихая истерика закончилась так же быстро, как и началась, Илья уселся сзади, обхватив меня.
— Если она умерла, я не смогу жить, — признался он.
— Если бы ты видел ее отчаявшихся родителей, то так не говорил бы.
— У них есть Ян, — пробормотал Илья.
— Твою мать! — Я соскочил с мопеда, схватил его за грудки, встряхнул. — Еще такое скажешь — в рожу дам! Самоубийство — это… Это…
— Не трусость. — Илья принял вызов, встал напротив меня.
— Не трусость — предательство тех, кто тебя любит, — прошипел я.
— Это из-за тебя! — бросил он сквозь зубы.
И я понял: то, что сжирало его изнутри, никуда не делось и даже не затаилось, а просто закусило кость. Это ведь не по-мужски — рыдать, когда хочется, пусть даже тебе четырнадцать лет. Или он просто не знает, что делать с эмоциями. Потому ему надо помочь.
— Неужели? Инна — предатель, ты тоже…
— Не смей — о ней!
Скрипнув зубами, Илья кинулся на меня. Я ждал этого и закрылся. Не дал себя схватить, мы кружили друг напротив друга. Никаких перчаток, кап и защит. Судя по блеску в глазах, Илья был готов убивать, предплечье болело от его удара, а он в таком состоянии вряд ли чувствует боль. Потому надо его сперва загонять, а потом придушить, если его не отпустит.
С минуту мы обменивались ударами, игнорируя вопли проходящей мимо бабки. Потом перешли в партер, то есть упали на асфальт и принялись валяться в пыли. В конце концом мне удалось взять шею Ильи в захват. Я сжимал
Отпустив его, я откатился в сторону, потер саднящую скулу, где наливался кровоподтек. Ломать друга я не собирался, потому пришлось подставляться. Подождав, пока он отдышится, я опустился рядом на корточки и спросил:
— Отпустило?
Илья сел, скрестив ноги, потряс головой.
— Прости, не знаю, что на меня нашло.
— Нормально, брат. — Я хлопнул его по спине и протянул руку. — Вставай, поехали. Не злись и не бери в голову, тебе надо было подраться, выпустить пар.
— Я психопат, — стыдясь смотреть мне в глаза, сказал он.
— Все влюбленные — психи, — сказал я. — Поехали уже.
Он встал, напоминая провинившегося пса — все поверить не мог, что я так легко его прощу. Если бы не опыт взрослого, не знаю, чем бы все закончилось. А так можно сделать запрос и получить адекватный ответ. Вот только не всем ответам и советам удается следовать так, как надо.
До соседнего села было два километра по берегу. Кое-где приходилось ползти по завалам и пробираться вброд, так что в объезд по виноградникам получилось все равно быстрее: мы гнали на максимальной скорости, и на дорогу ушло у нас всего двадцать минут.
Лишь прибыв на место, я понял, что сглупил: мопед-то оставить негде! А деревенские пацаны сто процентов его заберут покататься. Потому я нашел дом с разваленным забором, но ухоженным двором, где точно жили старики, вызвал ветхую старушку, дал ей двести рублей и попросил присмотреть за мопедом — она с радостью согласилась. Пока Илья стоял в сторонке, я с замирающим сердцем спросил, не находили ли в ближайшее время в море труп девушки. Старушка уверила, что нет — если бы нашли, она первая узнала бы.
Я рассказал это Илье, и мы направились к морю. Ветер дул с востока. И была большая вероятность, что тело выбросило на берег именно на нашем участке.
Море волновалось. По стальной поверхности бежали небольшие волны-мордошлепки, при которых противно купаться. Вот бы они по морде Инне надавали и отрезвили!
Мы шли к дикому пляжу по узкой прибрежной полосе, переступая через выброшенные на берег деревья, доски и трупики нырков. Остановились возле вонючего дохлого дельфина, через которого или переступать, или его надо обходить по воде. Задержав дыхание, я его перепрыгнул. Илья сделал так же.
Затрещала отвесная скала, уронила пригоршню камней — я вскинул руку, преграждая путь Илье. Не хватало под завал попасть, чтобы потом еще и нас искали. Но камнепад не возобновился, мы перебежали кучу, насыпавшуюся еще раньше, и метрах в двадцати от нас я заметил что-то оранжевое между двух прибрежных валунов. Ноги вросли в землю, бросило в холодный пот. Вот, мелькнуло черное, потом — оранжевая полоска.
И это что-то точно было неживым. Только бы бочка, буй, фигня какая-нибудь пластмассовая!