Вперед в прошлое 7

Ратманов Денис

— Неврология. Сотрясение мозга средней тяжести. Ушибы мягких тканей нижних конечностей. Разрыв ахиллова сухожилия под вопросом.

Я обалдел. Черепно-мозговая? Не инсульт?!

— Насколько все серьезно? — уточнил я.

Санитарка пожала плечами.

— Состояние средней тяжести. Привезли его без сознания. Или бандиты напали, или подрался с кем-то. Я не знаю, не моя смена была.

«Состояние средней тяжести» — звучит, как песня! Не инсульт, последствия которого могут быть фатальными. Дед будет жив, а со временем — и здоров!

Скорее

всего, подрался на митинге, дед-то у меня боевой, молодому может фору дать. Так и знал, что к добру это его занятие не приведет!

Глава 10

Дела житейские

Сказать, что я счастлив — ничего не сказать! Ситуация с дедом напоминала анекдот про дочь и беременность.

Дочь-старшеклассница с виноватым видом — отцу:

— Па-ап, тут такое дело… Помнишь, к нам Леня приходил, к математике меня готовил?

Отец, настороженно:

— Ну?

— Мы еще в комнате закрывались…

Отец, все более нервно, откладывая газету в сторону:

— И?

— И допоздна у меня оставался…

Отец, обреченно:

— Да говори уже! Обещаю не убить.

— «Двойка» на экзамене по математике!

— Слава богу!

Вот и я так же — после уверенности, что дед лежит парализованный и мычит, двух слов связать не может… Мой бодрый дед, истинный сенсей и любимец женщин, которым за сорок, кумир моих друзей, отличный товарищ и надежный партнер — останется прикованным к кровати и без посторонней помощи не сможет добраться до туалета. Захочет ли он так жить? Сохранит ли интеллект? Кто будет за ним ухаживать? Ему ж до конца дней сиделка понадобится!

И вдруг — сотрясение мозга! Никакой инвалидности. А уж при каких обстоятельствах случилось сотрясение, меня интересовало, конечно, но во вторую очередь.

К счастью, удалось разжалобить сотрудников приемного отделения, и они впустили меня подремать на диванчике до пересменки — раньше девяти утра в неврологии все равно со мной никто разговаривать не будет, и к деду не пустят.

Заснул я сразу же, расслабленный хорошей новостью. В приемной кричали неадекватные пациенты, ругались матом, но меня это не пробудило — услышал сквозь сон, накрыл голову подушкой, и дальше спать.

Потом поблагодарил сердобольный персонал и отправился дежурить под отделение. К счастью, к деду меня пустили сразу же, и, как только я его увидел, моя радость мгновенно улетучилась: на скуле кровоподтек, под глазами синяки, на ноге — гипс. Накатила злость, и захотелось переломать ноги тому, кто с ним это сделал. Медсестричка, которая меня к нему привела, тактично удалилась.

Глаза деда мгновенно раскрылись.

— Ты? Как?! — От неожиданности он потерял дар речи.

— Что случилось? — спросил я, поглядывая на его соседа по палате — мычащего деда-инсультника.

Дедушка скривился.

— Подкараулили, сволочи, с дневной выручкой. Я-то недалеко от дома торговал, пасли, когда

домой шел, ждали в подъезде. Ударили сзади по ноге, потом — по голове, и били, пока меня не вырубило, ничего не успел сделать. Против лома нет приема. Хорошо сверху кто-то спускался, спугнул гадов, иначе забрали бы ключи и бомбанули квартиру.

— Разглядел нападавших?

— Да где там! На морды шапки натянули, самодельные такие. Балаклавы называются.

— Ага, знаю. Назвали по городу в Крыму, там еще рыбалка хорошая.

— Все ты знаешь. Позови мать или бабушку, тут дело есть…

— Я один прилетел, — в очередной раз удивил его я.

— Рехнулся? Как тебя взяли на самолет?

— За деньги. Не хотели, да. Еле уговорил. Ну а что было делать: мать ехать не может, да и не получится быстро, бабушка тоже не может…

— А… отец? — голос деда дрогнул.

— У него служба, он быстро тем более не сорвется. Я ж не знал, что с тобой. Почуял неладное, думал — инсульт, а тогда каждая минута на счету. Бабушка знает, что я хотел летать, не отпускала, пригрозила выпороть…

— Я бы тоже выпорол! — строго сказал дед. — Тут с до дня на день будет революция! Опасно! А ты поперся.

— Революция, может, не последняя. И, может, ее вовсе не будет, а дед у меня один. Давайте вы потом меня выпорете? Позови медсестру, тебе нужны нормальные лекарства. Тут наверняка ничего нет.

— По минимуму — есть. Мне даже капельницу поставили.

Дед разогнул руку, показывая синяк на сгибе локтя.

— Но ты прав. Хорошего-то нет ничего. — Помолчав немного, он добавил: — Я дурак. Так подставился! Тебя подвел. Должен был предвидеть! Что там, кстати, на площади?

Кто о чем, а вшивый — о бане. Вот оно ему надо?!

— Вчера Белый дом еще был окружен, все тихо. По дороге сюда видел тяжелую технику.

— Ельцин, падла! — прорычал дед и выдал: — У них в Белом доме нет света и воды, но они сидят. Представляешь? Мы носим им еду и воду. Там есть люк, и через него можно попасть прямо в Белый дом.

— Ты же понимаешь, что твое присутствие на площади ничего не изменит?

Дед засопел обиженно и выдал неожиданное:

— Понимаю. Но понимаю, что это наш последний шанс что-то изменить. А когда ты там, видишь людей, готовых на все не ради себя — ради светлого будущего, проще. Видишь, сколько людей считает так же, и веришь в победу. Сложно ведь — без веры.

— Хорошо, что ты понимаешь. И, наверное, также понимаешь, что вами манипулируют, чтобы остаться при власти и достичь своей цели. Ну начнется революция — и что дальше? Все равно при власти — одно гнилье. Никто не сможет восстановить Союз. В семнадцатом году молодежь, которая двигала прогресс, также жаждала перемен. Теперь они хотят других перемен, потому что идея показала свою нежизнеспособность. Людям важнее стиралка и новый телек, чем светлое будущее.

— Молодежи на площади много. Революция — будет, — настаивал дед.