Вперед в прошлое 8
Шрифт:
Стало стремно справлять нужду, но деваться было некуда.
Вдохнуть — влететь в кабинку — сделать дело, стараясь не дышать — вылететь, хлебнув свежего воздуха.
Сумки дело осложнили, и я сделал пару вдохов, которые меня чуть не уморили. Все, буду терпеть до конца, никакой воды, чтобы не тянуло по малой нужде. А этот туалет останется в памяти как символ девяностых.
Перед тем, как войти в автобус, я поприседал, потянулся. Потом купил у девочки трубочку. Они были по триста, но я дал пятьсот без сдачи.
В автобус не заходил до последнего, потому что устал сидеть, и надо
Ну а дальше закрыл глаза, вырубился и продрых до полудня, закрыв шторкой окно.
Особенно мучительны последние часы подобных путешествий. Как при пробеге марафона: вроде всего ничего осталось, а силы на исходе, хочется поскорее завершить квест, когда дистанция все длится, длится и длится.
Автобус отправлялся в восемь, во столько же прибывал на автовокзал родного города — если не опоздает, конечно. Оттуда надо было тащиться в наше село. Сердце грело то, что меня обещали встретить бабушка и Каналья. Ну и Илье я, естественно, сообщил о времени прибытия — просто чтобы он знал. Пока доеду, пока домой дотащусь — вряд ли мы сегодня увидимся. Только завтра с утра, в школе.
Хотя нет, дотащусь, и плевать на все! Мне надо видеть масштаб катастрофы и узнать, как он там, в разгромленной квартире, как его родители, которые были мне почти родными. База ведь — мое детище. Я ее создал, у меня ее отжали, и надо попытаться если не вернуть подвал, то хотя бы наказать бычье за Каретниковых. Пока слишком мало информации о них, чтобы писать план отмщения, но потихоньку разберусь.
Стемнело. Очень хотелось увидеть родные горы, но в черноте их было не разглядеть. Ничего, завтра насмотрюсь. От одной мысли, что снова надо будет подниматься по будильнику в семь, я зевнул. Вроде бы спал в пути, но сон был прерывистым, и я чувствовал себя разбитым, как та самая лягушка в Кузинатре, еще и в ушах шумело от рыка мотора.
Когда автобус начал скатываться по дороге с горы, взгляду открылась долина, залитая светом городских огней, а фонари тянулись вниз, изгибаясь, будто тело светящейся змеи.
Еще немного потерпеть — и можно выпрямиться, и окунуться в тишину.
Нет, к Илье пойду вечером, а завтра устрою себе выходной. Потом чуть с мамой поскандалю, конечно, но лучше подготовлюсь к урокам самостоятельно — так получится изучить больше материала, чтобы в понедельник начать сдавать пропущенное — чем буду на уроках клевать носом.
Однако организм решил, что его собираются лишить сна и вырубился при въезде в город. Лишь на вокзале соседка меня растолкала.
— Парень, эй! Вставай! Конечная.
*«Лягушка в Кузинатре» — мем, появившийся из-за ошибки переводчиков в романе «Карты судьбы» Роджера Желязны.
Герой книги спрашивает у сфинкса, что такое «зелёное и красное и кружится, и кружится, и кружится». А когда сфинкс сдаётся, объясняет, что это «лягушка в Кузинатре».
Желязны имел в виду кухонный комбайн (торговая марка фирмы Cuisinart стала именем нарицательным, как «ксерокс»). Но переводчик не стал разбираться.
Глава 2
Герой
Вот и конечная — практически примыкающий к рынку автовокзал. До чего же он маленький по сравнению с московскими! Да и сам город — крошечный. Едва глаза сомкнул — уже проехал его. Зато тут почти лето, платаны листья не сбросили, тополя так и вовсе зеленые. Еще, поди, некоторые смельчаки в море купаются, вода, конечно, остыла, но градусов до восемнадцати. Вот бы сейчас послать все к чертям и к-а-а-ак занырнуть!
Народ устремился к выходу, шурша пакетами, грохоча и гомоня. Моя соседка — тоже, заполняя собой проход между рядами.
Меня должны были встречать бабушка и Каналья, я выглянул в окно, но на освещенной платформе их не было, а в темноте что-либо разглядеть невозможно. А может, они с другой стороны автобуса, но этого не видно из-за толпящихся в проходе людей
— Ай, нога! Осторожнее! — взвизгнула какая-то женщина.
— Пропустите! У мэня сумки! Проще будэт, — кто-то с кавказским акцентом.
Старушечий голос:
— Ну куда вы все ломитесь!
Не видя смысла толкаться, я приготовил рюкзак, лампу и собрался тащить сумку с кофе, и тут в окно постучали. Я обернулся, увидел улыбающуюся Гаечку, и на губах сама собой возникла улыбка. Чуть дальше подпрыгивала Алиса и махала мне рукой, рядом скакал Борис. Парни: Илья, Ян, Каюк, Кабанов, Памфилов и Димоны вели себя более сдержанно, но тоже радовались, вертели головами, тыкали в автобус пальцами. Видимо, они раньше стояли в тени, вышли, и я их увидел. Вот уж не ожидал, что ради встречи со мной они проехали ночью через весь город. А ведь могли просто тихо-мирно ждать во дворе Ильи — собираться-то теперь негде.
На мгновение друзей скрыл людской водоворот, и захотелось рвануть им навстречу, обнять каждого. Дома. Вот теперь я дома! Аж сердце зачастило. И грусть от расставания с дедом, и усталость от поездки уступили место ожиданию встречи.
А народ все выходил и выходил из автобуса, словно он был резиновым. Вдалеке я заметил спешащих меня встречать Каналью, бабушку, Наташку… и маму, плетущуюся следом, видимо, ей не хотелось соприкасаться с Канальей, и она держала дистанцию. Бабушка и сестра выглядели радостными, мама — озабоченной, вид у нее был такой, словно она в уме перемножала многозначные числа.
Надо же, меня встречают, как кинозвезду! Приятно, черт побери! И особенно неожиданно, что приехала мама, что совершенно на нее не похоже. Если есть возможность переложить что-либо на кого-то другого, она это сделает. А теперь есть — на бабушку. Неужели и правда соскучилась? А значит, она любит меня, пусть и странною любовью.
А еще произошло четкое разделение, стало ясно кто кого считал семьей: Наташа встречала меня вместе с мамой и бабушкой, Борис предпочел компанию друзей.
Наконец стало посвободнее, и в салон против движения втиснулся Каналья. Прям не узнать в нем бича, которым он был весной! Помолодел, порозовел, подтянулся, движения плавные, никогда не скажешь, что этот человек на протезе. Ну и одет как щеголь, с иголочки. Или он все не свыкнется с мыслью, что мама его отвергла, и распушает перед не перья: смотри, мол, от чего отказываешься!?