Вперед в прошлое!
Шрифт:
Простившись со мной, Илья вышел вместе с большей частью народа, я поехал дальше и только перед домом вспомнил, что я же мелкий, мне нужно отпрашиваться у родителей, а я ушел в самололку. Выругался. Ничего, поорут-поорут и успокоятся. Про деньги ничего не скажу — отберут и отложат на покупку телевизора, и они в августе сгорят. Или мать еду купит и отцу скормит, который все добытое несет любовнице.
Я вошел п подъезд, поднялся на второй этаж, сунул ключ в замочную скважину, открыл дверь и переступил порог и замер, приготовившись отбиваться. Ща начнется.
Борька
— Явился? — спросил он. — И где ты шарахался все это время?
Я поставил пакет с рыбой на пол. Определил сумку на тумбу возле зеркала, вскинул голову, посмотрел отцу в глаза и ответил:
— Сперва я получил пятерки по всем предметам. Потом мы с Ильей потренировались, и он позвал меня на ставриду. Вон она, в пакете. Мы с ним сделали уроки и поехали на мол в город. Я понимаю, что должен был предупредить маму, но если бы поехал домой, то ничего не успел бы. Осознаю свою вину, готов все выходные с утра до ночи отработать на даче.
Отец прищурился, его глаза налились кровью.
— Ты мне тут условия не ставь! Я из тебя дурь живо выбью!
— Я обговариваю оптимальное выгодное всем решение. Что изменят побои? Почему ты считаешь, что…
— Ах ты ж!
Он ринулся ко мне, замахнулся. Я выставил блок, схватил его за руку, вывернул ее и повалил родителя подсечкой. Отпрыгнул к двери и, выставляя перед собой табурет, прорычал:
— Больше ты меня не ударишь. Ни меня, ни Борьку с Наташей. Нас не за что бить. Мы у тебя — нормальные.
— Ах ты сучонок неблагодарный, да я всю дурь из тебя…
— Анжелочку ты тоже бьешь? — прошипел я. — Или только нас можно, потому что мешаем тебе жить счастливо?
Отец так охренел, что замер на четвереньках, а я выскользнул за дверь, прихватив сумку, и рванул в ночь. Отбежал немного и засел в кустах сирени, откуда просматривалось окно нашей кухни. Я ведь не просто отца уронил, я его авторитет уронил. Что сейчас там происходит?
Он изобьет мать за то, что плохо нас воспитала? Отыграется на Борьке и Наташке? Скорее его надо к Лялиным сплавлять, а то или он меня убьет раньше гопников, или я его. Скорее первое, все-таки он сильнее, сейчас у меня получилось отбиться за счет неожиданности.
Это все в планах, а пока что делать? Ночевать под кустом? Так околею. К Илюхе податься? Так папаня может к ним заявиться меня добывать. Нет, бегство — не дело. Когда отец остынет, я вызову его на разговор. Огребу значит огребу.
Вот только случится это точно не сегодня.
Глава 9
Стоп-гоп
Зевнув, я покинул укрытие и отправился прочь от дома, все больше склоняясь к тому, что родители Илюхи меня не прогонят. Прошлый я устыдился бы к нему идти, нынешний же понимал, что нет ничего постыдного в том, чтобы попроситься на ночлег к другу.
Темнота была — глаз выколи, лишь на перекрестке возле пустыря трещал фонарь, давая
Засмотревшись на них, заслушавшись лягушек, что голосили в речке, протекающей неподалеку, я не сразу заметил силуэты Зямы и Руси, выплывшие из темноты.
«Твою мать», — пронеслось в голове, и тут реальность запикселилась, как в прошлый раз, когда меня чуть не сбил автобус.
Видел я, как через мутное стекло. Но заметил, как Зяма примирительно поднял руки.
— Не ссы, малой, — будто сквозь вату донесся его искаженный голос. — Мы чисто побазарить.
Пока Зяма меня отвлекал, Русин силуэт боком начал заходить за спину — я это больше чувствовал, чем видел. Смещаясь в сторону, я положил руку на пояс и принялся вытягивать ремень, потому что никаких палок и даже крупных камней поблизости не было. Жест не остался незамеченным.
— Ты чо сразу штаны спускаешь? — полушутя спросил Зяма. — Мы не по тем делам, мы это, не будем тебя…
Я выхватил-таки ремень, сместился в сторону, ударил Зяму бляхой, целя в лицо, но силуэт отшатнулся, а я не смог рассмотреть, попал ли. Гопник взвыл. Значит, все-таки попал!
Да что ж меня так плющит-то?
Я потряс головой, надеясь, что зрение вернется, но все перед глазами так и плыло. Попытался ударить Русю, но тот, издав победный клич, нырнул под удар и бросился на меня. Налетел, обнял, сбил с ног, и мы покатились по асфальту.
Будь я один, быстренько оседлал бы его и взял на болевой, но вокруг нас скакал Зяма и пытался меня пнуть, так что оказываться наверху нельзя, иначе он ударит по затылку, как в прошлый раз. Надо что-то делать, но что? Вскоре Зяма сообразил, что ремень— оружие, и ухватился за него. Я отпускать его не планировал, но сил в этом теле было мало. Благо противник меня превосходил разве что возрастом.
— По башке его! — хрипел Руся, пытавшийся дотянуться до моего горла. Я прижал его к себе, захватил его башку — гопник затрепыхался — но собственная голова оказалась открытой, и Зяма со всей дури пнул меня в висок.
В ушах зазвенело, как при контузии, руки ослабли. Руся вскочил. Я попытался защитить голову, но не успел — Зяма пнул во второй раз, и перед глазами потемнело.
Прежде, чем меня вырубило, в сгущающейся черноте возникла картинка: асфальт под фонарем, усыпанный бабочками и мошками. «Как моль, — промелькнула мысль, и следом пришла вторая: — Деньги!»
Темнело не стремительно, а медленно, как когда на старом телеке подкручивают кнопку яркости. Женский крик резанул по ушам и скальпелем вскрыл пиксельную реальность, она уступила место обычной. Но чернота все сгущалась, и вскоре я вырубился.