Вперед, за Питер!
Шрифт:
– Эмоции бесценны. При этом я с тобой согласен, что рыцари сегодня извелись, иссякли. Но ведь и женщины уже не те! Вот раньше, какую-нибудь тысячу лет назад, жены почитали своих мужей практически за апостолов. Первая молитва благоверной, часов в шесть утра – была о том, чтобы грядущий день принес супругу удачу с вдохновением, а приготовленный завтрак придал бы ему силы на свершения…
– Когда, говоришь, была первая молитва у благоверной?
В руках у Юлии – футбольный мяч, – один из тех, что, перемещаясь в
– Часов в шесть. Что, рано?
От мощного удара мячом в лоб – откинулся на подушку, глаза сами закрылись, но перед этим успел подумать – вот, раньше, когда мячи прошивали, причем прошивкой наружу, – мужьям было больнее…
Часть вторая. «Были сборы недолги»
– Чертов лес – когда ж он кончится? Забыл, наверное, что уже смеркается и пора выпустить нас на опушку.
– Почему – забыл? На месте леса я бы тоже продолжался: одно дело – волки и зайцы, другое дело мы. Мы для леса в диковинку.
– Вот и оставайся в залог. Не помню – кто из братьев был богом сумерек, Кастор или Полидевк?
– Работали по очереди. Диоскуры вообще демонстрировали завидную взаимозаменяемость…
– Ребята, можно не грузить? Доспехи тяжелые, а еще вы о Диоскурах. Лошадей хоть пожалейте – как им сносить всё это…
– То ты на месте леса, то ратуешь за лошадей – сплошной день забот у тебя. Но вообще – ты конкретно за свою кобылу говори. Я о том внушительном брюхе, которое ей приходится перевозить вместе с доспехами…
– Тяжелая кавалерия не должна быть легкой. Заблудимся, или в плен к сарацинам попадем – помогут внутренние резервы!
– Не надо сгущать краски – и так темнеет на глазах. Хотя, по-моему, кони уже учуяли запах трапезы…
– А я учуял женский голос, или мне мерещится?
Ветер развеивал сомнения: «…опять он глаза закрыл, нет – вы только посмотрите! Ему с собой интереснее! А я тут, дура скучная, его разговором устаю! Ты случаем страусом не был в прошлой жизни? Не слышит! Как красиво не слышит! Ушел в высокое…»
– А вот и опушка! Значит, деревня где-то близко…
– Вон она. На главной площади – постоялый двор с трактиром, или мне глазам своим не верить?
– Всё так. А в трактире наш ужин. Кто сядет за стол последним – платит за всех!..
Суета на постоялом дворе образовалась невиданная – ленивый и тот прибежал посмотреть, как наперегонки спешиваются и разоблачаются, а под приветственный скрип входных дверей и тщетные увещевания высокого темнокожего охранника – вваливаются в трактир разгоряченные рыцари, уж больно каждый не хотел стать последним. И шоу продолжалось: уставшие рыцари выбрали стол, а любопытные обитатели деревни прилепились к окнам.
– Вина! Немедленно! И сыра!..
– А знаете восьмое чудо света? Вернувшись из похода,
– Давайте позже о чудесном. Я тут подумал: сколько ж крови выпили у нас супруги?
– Море! Я удивляюсь, что еще осталась кровь, которую мы можем проливать в походе.
– И ходят по пятам с претензиями – мол, мы не те, за кого их выдавали…
– Зато они не изменились: как раньше пили нашу кровь, так и сейчас.
– Вот и хозяйка! Неси уж сразу и второй кувшин. Давайте – за победу!
– Отличное вино!
– Но после нас его здесь не должно остаться.
– Не лопни. Лучше мне скажи, зачем придумали походы и сраженья?
– Чтобы от жен мы отдыхали.
Под смех вино не то, что уходило, – убегало: один кувшин сменить другой спешил, не дав ни шанса образумиться.
– Ну а театр? Чтобы семейные скандалы зря не пропадали?
– И как это мы столько тысячелетий вместе…
– Чтоб не скучать и размножаться. В раю Адаму стало скучно, и Бог решил развеселить его…
– Развеселил.
– Пути господни не для обсуждений. Хочу увидеть дно в кувшине. С нами Создатель. За победу!
– А знаете, я слышал – много лет назад женщины были скромны и немногословны. И почитали мужа чуть ли не за божество…
– То были люди или птицы? И на какой звезде это происходило – я пропустил?
– …жена, проснувшись с первыми лучами солнца, молилась, чтобы утренний сон мужа придал бы ему силы на предстоящий день…
– Он бредит.
– Или мечтает. Точно не спит: иначе бы храпел. Есть тост. Давайте выпьем за свободу. За то, чтобы никто и никогда ее у нас не отобрал.
– Давайте. За свободу! Стоя!
Прилипшие к окнам хоть и не стояли за свободу, зато видели то, что не замечали рыцари: к их столу неотвратимо приближалась местная уборщица – в приглядном фартуке с растрепанными волосами. Тост за свободу сделал ее лицо гораздо более ожесточенным, взгляд – угрожающим, движение – ускоренным. Допив вино, ее наконец-то замечает первый рыцарь и замирает на полуслове. Следом дар речи пропадает у второго. Третий же рыцарь, сидевший к ней спиной, запел протяжно рыцарскую застольную и был немало удивлен тем, что друзья не подхватили песню.
– Друзья, что не поете? И почему такая скорбь на лицах? В трактире кончилось вино? На нас напали сарацины?
– Вот с сарацинами как раз было бы попроще.
– Пожалуй, будет лучше, если мы уйдем.
– Уйдете?
– Но мы будем рядом.
– И примем тебя, тяжелораненого или полумертвого.
– Вот только мертвым к нам уже не приходи. Удачи.
– Это розыгрыш?
– Как обернешься, сразу пригибайся. Мы ушли.
И обернулся.
– Что, за свободу пьешь?..
Жена, работающая здесь уборщицей?..