Впереди - Берлин !
Шрифт:
– Кто у тебя на той стороне?
– Кто же? Гусаковский! И еще два мотострелковых батальона других бригад. И батальон амфибий.
Направляемся к переправе через Одер.
– Что за чертовщина? Кто это лупит?
Армо смеется:
– У Мельникова голова большая! Придумал самоходки за дамбами укрывать - и лупит. "Мне, - говорит,- немцы замечательные капониры подготовили, не могу их гостинцем не отдарить!" Вежливый человек! Крепко автоматчикам помогает! Ведь мы туда только "сорокапятки" перетащили, а противник-то все прет, прямо озверел. Хотят потопить нас.
И после паузы продолжает:
– Уже больше тысячи самолетовылетов сделали, а день еще не кончен. Ну, что могут с такой лавиной наши зенитчики сделать?
–
– Хорошо они воюют, сегодня на марше на зенитки несколько легких танков и до полка пехоты вышло, так зенитчики с автоматчиками вместе такой бой дали, что там по дороге теперь не проехать. Три танка сожгли, батальон в плен взяли. Я даже командиру полка Савченко благодарность объявил. А тут никак не справиться! Видите, мост был целый, а авиация его разбила. Спасибо нашим истребителям хорошо прикрывают, а то беда была бы на плацдарме.
– А это кто у тебя так постарался?
– Катуков указывает на дорогу перед мостом, битком забитую техникой и вражескими трупами.
– Мало что зенитчики дорогу портят, так и тут все засорено. У тебя, Армо, дорожновосстановительному батальону прямо невозможные трудности!
Бабаджанян подхватывает шутку:
– Ничего, товарищ командующий, уже недолго им мучиться. До Берлина всего семьдесят километров - как-нибудь уберут дороги. Это наш разведчик здесь работал, старший лейтенант Павленко. За ним до сих пор ничего такого не водилось - аккуратный был человек, больше по дотам специальность имел, восемь штук в УРе уничтожил. А вчера послали его к переправе со взводом. Сначала действовал как положено: прошел на хорошей скорости до переправы, по обеим сторонам пострелял маленько, напугал противника до смерти, мост взял целым: | наши саперы порезали провода от электровзрывателей. И тут начал эту карусель! Поставил танки и бронемашины в засаду и зажег костер поярче, чтоб все отступающие части к нему на огонек заворачивали! Понимаете, прямо игрок оказался Павленко - все ему мало, все ему больше хочется. Ненасытный! Подойдет противник - он его бьет, а потом даже стрелять перестал, только гусеницами гладил. Я ему сегодня утром сказал: что толку в твоем мосте, когда на него заехать нельзя - столько разной дряни поперек дороги валяется.
Армо прямо горел, рассказывая о подвигах своих людей.
– Такое делают! Особенно карабановский батальон. Сам удивляюсь, а меня удивить не просто. Передовой танк Сосновского и Фомина выскочил из леса прямо на тяжелый артиллерийский дивизион. Не попятился, не увернулся - вперед пошел. Фашисты убежали, а все пушки нам достались. Это не легенда?! А посмотрите, что на плацдарме сейчас делается! Мост авиация разбила, уруковский батальон на пароме поплыл, паром затопило, так вплавь бойцы добрались! Сегодня первое февраля, так? В мирное время о ледяном купаньи даже в центральных газетах писали, я сам читал. А здесь? Мокрые, голодные, замерзшие пять часов на плацдарме против таких огромных сил отбиваются. Танков у них нет - один Павленко курсирует, артиллерии немного, а люди стоят! Должен я их награждать Павленко, Сосновского, Фомина? А Курочкина, Щербу, Иоктона, Киселева? Или, может, нет, не должен?
– Кого ты убеждаешь, чудак человек? Кто с тобой спорит? Представляй к награде.
Уже сидя в штабе, я читал и перечитывал наградные листки Бабаджаняна и вчерашние, переданные Дремовым. Для другого такие бумажки будут только кратким описанием подвигов, а передо мной вставали целые человеческие судьбы. Вот реляция на гвардии старшего лейтенанта, командира роты Ивана Васильевича Головина. Помню, 22 июня сорок первого года он вел KB в нашем корпусе. Был тогда не гвардейцем, не командиром роты, не старшим лейтенантом, а просто старшиной Ваней Головиным. Ошибался иногда, наводя пушку, рука путалась, когда переводила рычаги - чего правду скрывать! Вон как теперь вырос! К чему его представляют? К Герою! Уничтожил за операцию 5 танков, 7 батарей, свыше 500 солдат и офицеров. Будет наш командир роты Ваня Головин Героем Советского Союза. И Алексей Михайлович Духов будет, тот пухлогубый,
А представляют к ордену уже гвардии старшего лейтенанта, заместителя командира батальона по технической части.
Гвардии майор Ф.П. Боридько... Бабаджанян представляет его к Герою, и, конечно, дадут. Начинал майор войну командиром танка, а теперь - один из лучших командиров батальона во всей нашей армии. И сам И.И. Гусаковский представлен ко второй Золотой Звезде: первым сумел форсировать Одер. А вот и реляция на командира 1-й гвардейской бригады А.М. Темника: представлен к ордену Ленина.
В толстых пачках, которые лежат передо мной, собраны фамилии знатных танкистов - советской гвардии.
Четыре года войны они мужали, в тяжкую пору и в стремительном походе на запад совершенствовали воинское мастерство.
2 февраля 1945 года наш штаб получил ориентирующий приказ фронта. Командующий фронтом оценивал обстановку следующим образом: в настоящее время противник, не располагая перед нами крупными контрударными группировками, прикрывает только отдельные направления, пытаясь задачу обороны решить активными действиями. Но за неделю он сможет перебросить четыре танковые дивизии и пять-шесть пехотных с Запада, перебросит части из Восточной Пруссии и Прибалтики. Поэтому задача войск в ближайшие дни заключается в том, чтобы закрепить достигнутые успехи, подтянуть отставших, пополнить запасы и стремительным броском взять Берлин.
Сидим над картой, рассуждаем. И радостно на душе: шутка ли, думаем, скоро в Берлине будем! И тревожно.
– Семьдесят километров по прямой,- меряет Катуков расстояние, - чепуха! Корпус Бабаджаняна за сутки вдвое больше проходил. Но фланги фронта открыты!
– На месте Гудериана я ударил бы вот сюда, - руки Гетмана смыкаются где-то позади нашего клина,- Рокоссовский ведет бой с восточно-прусской группировкой, повернул фронт на север, поэтому правое крыло Первого Белорусского фронта растянулось на триста километров. Маршал Конев повернул фронт на юго-запад, левый фланг растянулся на сто двадцать километров. Удобнейшие у немцев позиции для нанесения удара!
Шалин склонился над картой:
– Балкончик повис опаснейший.- Карандаш обводит огромный выступ, который охватил с севера наш фронт от Одера и до самого Кенигсберга.- Здесь свыше трех десятков немецких пехотных и танковых дивизий, масса боевых групп. И главное непрерывно подтягиваются новые силы. В такой обстановке наступать сейчас на Берлин - рискованно.
– Может, политические соображения требуют срочного взятия Берлина? спрашивает Катуков.
Пожимаю плечами: мне известно столько же, сколько всем остальным.
Катуков спросил Андрея Лаврентьевича:
– Скажи прямо, можем идти вперед?
– Ну, можем.
– Можем взять Берлин?
– Это как сказать...
– Почему сомневаетесь?
– Надо расширить плацдарм, подвести общевойсковые армии, а главное ликвидировать "Померанский балкон".
Гетман оглядел нас и продолжал:
– Танки армии требуют техосмотра: по прямой прошли пятьсот семьдесят километров, а по спидометру - тысячу-тысячу двести. В человеке спидометра нету, никто не знает, насколько поизносились люди за эти восемнадцать суток, и вот их теперь без отдыха бросать в труднейшую новую операцию, где противник будет биться до последнего эсэсовца. А с флангов у нас остаются нетронутыми три вражеские армии. Ведь у Гитлера одна надежда, что мы сами в эту петлю головой залезем, а он нас тогда с севера, с Померании, - раз! С юга, с Глогау,- два!