Впереди — Днепр!
Шрифт:
Как и всегда, общая наметка нового решения вызвала у Манштейна бурный поток мыслей. Ему уже отчетливо виделись и другие невыгоды наступления вдоль автомагистрали, которая пересекала широкую болотистую пойму реки Псел. На пути расположен пусть небольшой, но все же город Обоянь, где легче обороняться и слишком трудно и опасно наступать, рискуя влезть в затяжные, изнурительные бои, которые опять-таки выгодны только обороняющемуся. Еще при планировании операции «Цитадель» внимание Манштейна привлекало обширное плато у станции и поселка Прохоровка, откуда открывался беспрепятственный путь через пологие холмы и высоты» выводящие в обход Курска. Тогда,
Все больше увлекаясь новой идеей, Манштейн стремительно рисовал на карте значки своих дивизий, подсчитывал их возможности и за час работы набросал план нового наступления. Главный удар на Прохоровку нанесут самые мощные танковые дивизии СС «Мертвая голова», «Адольф Гитлер» и «Райх». Но об этом противник даже догадываться не должен. Нужно создать у него впечатление, что основные силы по-прежнему действуют вдоль автомагистрали. Там, на узком участке, нанесут удар танковая дивизия СС «Великая Германия» и 11-я танковая дивизия, а 3-я танковая, 255 и 332-я пехотные дивизии прикроют их с запада. Это будет хоть и не столь мощный удар, но он скует противника, а при упорном наступлении может оказать серьезную помощь главной группировке.
Нужно продолжать наступление и северо-восточнее Белгорода. Там удар нанесут 6, 7 и 19-я танковые, 106, 198 и 320-я пехотные дивизии. Их нужно бросить в прорыв на узком фронте и попытаться выйти к Прохоровке с востока. Это поставит под угрозу окружения большую группировку русских севернее Белгорода и опять-таки отвлечет их внимание от прохоровских высот и плато.
Разгоряченный Манштейн резко бросил карандаш на карту и встал. Где-то недалеко рвались бомбы. Это опять русские ночники начали бомбежку. Манштейн вновь склонился над картой. Новый план со всей силой захватил его, и он решился на последнее рискованное мероприятие — на подтягивание к району боев своего последнего резерва: танковой дивизии СС «Викинг» и 17-й танковой дивизии. Через сутки и эти соединения могут быть под Прохоровкой и завершить то, что не успеют сделать «Мертвая голова», «Адольф Гитлер» и «Райх».
Озлобленная растерянность, так властно овладевшая Манштейном в последние дни, вновь сменилась твердой уверенностью в блестящем завершении операции «Цитадель», и это сразу же возбудило кипучую деятельность. Никому не доверяя тайны своего замысла и торопясь, он сам в разные концы звонил по телефону, приказал все маршевые батальоны и роты танков немедленно передать дивизиям «Мертвая голова», «Адольф Гитлер» и «Райх». Не задумываясь, он распорядился большую часть артиллерии перебросить на прохоровское направление и, не приняв еще окончательного решения о времени нанесения новых ударов, связался по телефону со своим соседом — командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом Клюге.
С первых же слов Клюге, Манштейн понял, что фельдмаршал взбешен и с трудом владеет собой. Не дослушав даже, о чем хочет говорить Манштейн, он, шепелявя и пропуская целые слова, обрушился градом упреков на своего подчиненного, столь ненавистного ему Моделя.
— Выскочка… Проходимец… Языком воюет… Неделю просил для прорыва, а сам завяз в обороне русских и десятью дивизиями какие-то Поныри и Ольховатку не возьмет… Подкрепление требует,
Хорошо зная Клюге, Манштейн не перебивал его, дав старику излить свой гнев. Наконец Клюге начал стихать и уже осмысленно и ясно сказал:
— Я приказал ему приостановить наступление, на фронте всего в десять километров сосредоточить шесть танковых, две моторизованные и три пехотные дивизии, тщательно подготовиться и с утра одиннадцатого начать последний и решительный штурм обороны русских. Если и этот удар не даст успеха, то значит, кончилось все и война проиграна!
Высказав это столь резкое и опасное мнение, Клюге смолк, видимо, досадуя на себя за горячность.
— Я также решил приостановить наступление на сутки, — стараясь успокоить старика, мягко сказал Манштейн, — и также сосредоточиваю свои главные силы на узком фронте. И утром одиннадцатого наношу последний, сокрушающий удар.
— Совершенно правильно, — воскликнул Клюге, — другого выхода нет. Только решительный удар всеми силами спасет положение. Иначе — катастрофа!..
Глава тридцать седьмая
До неузнаваемости худой, землисто-бледный от переутомления Савельев сутуло горбился над картой, изредка поднимая на Бочарова лихорадочно блестевшие глаза.
— Одиннадцатый час, а на фронте тишь да гладь, — с натугой проговорил он, устало протягивая руку к зазвонившему телефону. — Полковник Савельев слушает. Так. Ясно. А что в первой танковой? Атаки мелкими группами. Ясно. Вот и новое донесение, — положив трубку, сказал он Бочарову, — везде одно и то же: атаки на отдельных участках двумя, тремя танками и одним-двумя взводами пехоты. Это, собственно, не атаки, а разведпоиски. И это продолжается уже четырнадцать часов, со вчерашнего вечера. Пять суток день и ночь сотнями танков ломились и вдруг булавочные уколы по два-три танка. Что это: отказ от прорыва на Курск или передышка для подготовки новых ударов?
— А где командующий и член Военного совета, — думая о том же, что и Савельев, спросил Бочаров.
— Ватутин на рассвете к Катукову уехал, а Никита Сергеевич еще ночью был в дивизиях шестой гвардейской армии и сейчас там. Так что же это, как ты думаешь?.. — продолжал прерванные раздумья Савельев.
— Да черт его знает, — недоуменно пожал плечами Бочаров, — если судить по тому, что доносят штабы о потерях противника, то можно подумать, что немецкая ударная группировка выдохлась.
— А-а, — пренебрежительно отмахнулся Савельев, — ты что, не знаешь, как в горячке боя потери противника определяют? Кто там считает, что и где уничтожено. Помнишь, как Суворов говорил об этом: «Пиши больше, чего их жалеть, супостатов».
— Но потери противника все же значительны, — возразил Бочаров.
— Несомненно, — согласился Савельев, — особенно в танках. Это и пленные и аэрофотосъемки показывают. Но мне кажется, что силенки у противника есть еще — и немалые. Но почему он не наступает, вот вопрос. Ведь всякому ясно, что каждый час задержки его наступления мы используем для усиления нашей обороны.
— Сила наступления в стремительности и непрерывности. Это абсолютный закон, — подтвердил Бочаров. — Но почти во всяком наступлении, если силы обороны не сломлены, неизбежны паузы. Войска нужно перегруппировать и привести в порядок, тылы подтянуть, резервы, а часто, в силу сложившихся обстоятельств, изменить направление удара.