Впереди только тьма
Шрифт:
Двое в мантиях, тащивших пленницу по полу, переминались с ноги на ногу, не зная, что и делать.
– Учитель? – неловко окликнул один из них.
Колдун продолжал, слегка сгорбившись, печально глядеть вглубь широкого желоба. Он словно видел в нем то, что другим было не под силу. Гирокан видел в нем свое прошлое.
Однако голос ученика заставил его неловко встряхнуть головой, уставившись сначала на двоих своих последователей, а потом и на тело, которое старалось сохранить остатки жизни.
– Так это она? – отрешенно спросил учитель. Он приподнял брови, смотря на девушку словно на недоразумение.
Это самое недоразумение смогло поднять взор на него, открыв чародею некогда прекрасное
– Ты, наверно, сильна, раз до сих пор в сознании. Я не хотел, чтобы ты все это видела. Обычно никто не доживает до этого момента. Но раз так совпало, я вынужден буду воспользоваться тобой. Мы как раз давно не использовали живых. Наверно, немного несправедливо по отношению к тебе, но это уже не имеет особой разницы. В конце все равно тебя ожидает только одно. Надеюсь, ты не долго будешь мучиться, – Гирокан опустился пониже, не отрывая взгляда от ее глаз. Он с сожалением читал в ней что-то, давно покинувшее его. – Ты так похожа на мою дочь. Наверно, сейчас она могла быть твоего возраста.
Колдун выдержал долгую паузу, вглядываясь в ее истерзанное муками лицо. Продолжил обреченным тоном, как если бы обращался не к ней:
– Прости, что так все получилось. Знай, что нам за все воздастся.
Это было странно, но она поверила ему. В его голосе звучало искреннее раскаяние, которое могло звучать только от хорошего, честного человека.
Громко вздохнув, Гирокан с заметным усилием встал и, кивнув ученикам, ушел прочь в темноту.
Наконец, пленницу поднесли к краю ямы, оббитому железом, и первородный страх обуял разум девушки. Резко начала бить дрожь, сжимая внутренности в единый клубок. Отвращение с паникой явились от картины перед глазами. Женщина не верила, что бог был способен допустить подобное.
Внутри провала, освещенного смрадным сиянием, лежали трупы, стелились беспорядочным месивом. В склизкой массе из плоти она узнавала людей, полуголых, избитых, израненных. Сотни мертвецов лежали друг на друге, будто воронкой заполняя пространство не слишком глубокого желоба. В нос ударял запах разложения, который клубился над всей этой бесформенной кучей. В центре бойни светился крупный кристалл, испускавший загробный едкий свет среди озера гниения. Сквозь этот свет она видела легион вытянутых рук. Они тянулись вверх, ведомые незримой силой, к бесконечной пустоте.
Мерзость и непотребный ужас зажгли в умирающей девушке огарок жизни. Она кричала, из последних сил молила о спасении. Когда ее сбросили вниз, она чувствовала, как летит в саму преисподнюю. Мириады стеклянных глаз уставились на нее, отражая блеск кристалла подобно звездам. Они звали ее, утешали. Мертвые длани, готовые поймать ее и навсегда заключить в объятья. Здоровой рукой женщина закрыла лицо, падая в хлюпкое гниющее месиво.
Она страшилась открыть глаза, паниковала как никогда в жизни, которая должна была вскоре закончиться. Мысли о долгожданной смерти улетучились вмиг. Только не так, только не в этой богохульной яме. Адреналин яростно толкал выжить любой ценой. Решившись, она открыла глаза, чтобы обнаружить весь обезумевший ад вокруг. От вида перехватило дыхание, но вместо воздуха лишь тлетворный смрад забивался в ноздри.
Но она не могла так умереть, не могла!
Перебирая конечностями, она попыталась ползти к округлой стене. В ней было все два метра высоты, просто невозможно преодолеть умирающей, но все равно она бессмысленно тянулась к ней. Под ее телом лежали мертвецы, молчаливые, покрытые вечно липкой кровью. Женщина чувствовала, как реальность завихряется вокруг центра ямы, вокруг кристалла, сияющего потусторонним светом. Медленно, но заметно, трупы
И в один момент эта израненная жертва поняла, что это был ее последний выдох. Больше не осталось сил держаться за этот мир, и она, опрокидываясь на бок, покатилась в центр гниющей ямы. Бессвязные руки цепляли ее тело, прогибаясь, но замедляя падение.
Ничего уже не важно. Все уже позади.
Боли больше не было. Не было могильной вони, зверской ямы и извращенных колдунов. Она снова шла по улицам своего города Гаспора. Да, это был солнечный, прекрасный день. Ей казалось, что все позади. Всю жизнь выживая в квартале бедняков, зарабатывая чужой кровью и своей плотью, тогда она почувствовала, что вся эта грязь уходит прочь. Начинался новый виток ее истории. В тот чудный день у нее была свадьба. Красивый пестрый венок в волосах, округлый, слегка заметный живот. Она счастливо смотрит на человека, который смог вытащить ее из ада скользких улочек. Они держатся за руки, произносится клятва: «Вместе, пока пламя ваших жизней не угаснет». Мать, так быстро постаревшая, утирает слезы счастья. Десятки знакомых людей и случайных прохожих поздравляют молодоженов.
Все будет хорошо, должно быть.
Как же там ее звали? Как звали ту красивую, столь наивную девушку?
Там, в последние минуты своей жизни, эта некогда счастливая женщина забыла свое имя. Забыла всю свою судьбу, уставившись вверх стеклянным взглядом в непроглядный мрак пещеры. Клубившийся едкий туман завихрялся, унося ее сознание прочь. Тьма поглощала ее, она чувствовала легкость. Руки мертвецов обнимали ее, приглашая в свой новый дом. И она никак не ожидала, что вечность встретит ее словами:
– Спасибо тебе. Теперь я вспомнила себя.
Карающий Меч
Слова эхом раздавались в скромной келье. Глаза монаха сосредоточенно были закрыты. Пальцы сжимали железный кулон, словно тот был готов выскочить из рук.
– …И очистятся души заблудших, что толкали слепых к обрыву. И тогда простит нас Истинный Феникс, восстав из пепла, дабы вновь обратить нас в прах. Прах к праху.
Он встал с колен с чувством обновления, которое всегда настигало его после утренней молитвы. Это такая малость – каждый день повторять одно и то же, но столь верующему, как он, слова из Послания Пламени давали новые силы. Повседневность дарила ему ту уверенность, с которой он мог перебороть любые сомнения. Возможно, благодаря одной своей непоколебимости он и дослужился до звания паладина.
Умылся в бадье перед старым зеркалом. На лице вновь щетина. Каждый день простые вещи давали ему силы. Лезвие покорно лежало рядом, отражая лучи из единственного окна. Не спеша побрившись, еще пару мгновений монах разглядывал себя. Стоило остричь волосы. Последний раз месяца три назад он брился наголо, и сейчас его темная шевелюра была длиннее положенного. Вечно он не следил за ними.
Одевшись в свежую монашескую робу, он не забыл полить растение перед уходом. Оно одиноко распустило длинные листья в горшке на подоконнике. Монах даже не знал, что именно за растение росло с ним уже несколько лет. Ему просто нужно было за кем-то следить и заботиться. Что-то, что давало ему больше повседневных обязанностей.