Вписаться в поворот

Jozie Writer

— Убить всех Калленов! — в шоке от простой догадки прошептала я.

— И потом нас назвали бы тиранами и деспотами, — раздраженно, но без особой ярости фыркнул он: Марк был не зол на Калленов, скорее разочарован. — Но мы ведь не смогли бы их оставить в живых при всем желании! Их все равно бы узнали рано или поздно, здесь или там. Нашей тайне пришел бы конец, — произнес он.

— Кошмар…

— И ведь самое ужасное заключается знаешь в чем? В том, что после всего этого Вольтури — по-прежнему тираны и кровопийцы, а Каллены — добрые и приветливые вегетарианцы. Мило, не правда ли? — произнес он невесело.

— Но почему тогда вы не запретите им? — спросила я, недоумевая.

— Мы не можем этого сделать, — просто ответил Марк. По выражению его лица я поняла, что он и сам огорчен тем, что Калленов нельзя приструнить столь радикальными мерами. — Если мы без всякого веского повода начнем

диктовать семьям, как им жить, они пойдут на нас скопом. На данный момент это невозможно, увы. А привести в пример тех же Денали. Они, хоть и дружны с Калленами, однако из своего лесочка не выбираются, с людьми контактируют только по необходимости. Потому что Таня не дура, она прекрасно понимает сама и объяснила сестрам, что может произойти, — пояснил Марк. — Вампирша знает, что если она не сдержится и убьет одинокого прохожего в переулке или заблудшего охотника в лесу, это никто не свяжет с ней. А вот если она нападет в центре города при толпе свидетелей, то ее лицо через день запомнит весь мир. Поэтому, с Карлайлом хоть и дружит, однако живет отдельно и предпочитает сама управлять своей семьей. И правильно делает, — твердо произнес Марк.

— Да, пожалуй, тут я должна согласиться, — ошарашено прошептала я.

Истина давила на меня весом бетонной плиты… Вроде все просто, а раньше я о таком не задумывалась. А ведь кто-то мог бы пострадать! Многие пострадали бы… И, что самое ужасное, Марк был прав. Запретить Калленам ничего нельзя. Выходит, оставалось ждать прецедента. Ждать, пока Каллены оступятся, и вот тогда и только тогда, можно будет, наконец, заставить их жить как все нормальные вампиры. Но ведь ждать, медлить… Это значит, что кто-то точно пострадает!

— Поэтому мы должны свести контакты с людьми до минимума. Захотела прогуляться — иди, но только сытая и желательно не одна, чтобы тебя кто-то смог удержать в случае чего. Захотела купить одежду — вперед, но желательно по каталогу. Можно и самой в магазин сходить, но не в первые десять лет после обращения, да и потом — явно не каждый день, — пояснил он. — После обращения ты сама поймешь, что для вампира всегда комфортнее находиться вдали от людей, в своем кругу. Зачем дразнить себя, ведь, правда?

— Да, пожалуй, не стоит, — со смущенной улыбкой ответила я, полностью принимая для себя истину, открытую Марком.

— Вот видишь, моя любимая, я привел тебе свои доводы, и ты согласилась со мной. Карлайла они, увы, не смогли убедить.

— Это ужасно, я раньше и не задумывалась о том, как все, на самом деле строго и серьезно! — воскликнула я.

— Я должен объяснить тебе еще кое-то.

— Да, — пробормотала я, показывая, что вся во внимании.

— Понимаешь, ты будешь настолько сильна, что сможешь очень легко причинить вред человеку, — начал объяснять Марк. — Еще и поэтому мне не нравится поведение Калленов. Стоит тебе задеть человека плечом, или если человек сам врежется на полном ходу… Он может сильно удариться. Это ведь то же самое, что врезаться в стену! Ты можешь обнять отца и случайно убить его этим, — сказал он, внимательно глядя мне в глаза. Я передернулась. — Ты сама, твое существование в принципе — опасность для человека, почти всегда смертельная. И это еще одна причина, по которой мы не взаимодействуем с людьми без нужды. Если ты любишь людей, хочешь, чтобы они жили, то ты не простишь себя после этого. Пить кровь животных — этого слишком мало, чтобы никого не убить, понимаешь? Любишь людей — держись от них подальше! — без грубости, конечно, но довольно твердо произнес Марк.

Он был абсолютно прав!

— Да, конечно, — ответила я, сразу вспомнив, как легко Роуз поднимала меня, каким твердым и быстрым был Эдвард.

Действительно, одним движением руки он остановил фургон! А если бы он нечаянно ударил меня? Случайно задел рукой? Наступил на ногу? Просто применил чуть больше силы, чем нужно? Ответ прост: я была бы мертва. Все-таки стоит отдать должное Калленам: как бы там ни было, я их пережила.

— По этой причине, моя леди, я расскажу тебе как можно подробнее то, что пережил я в первые месяцы после обращения. Я приведу примеры и постараюсь найти слова, чтобы наиболее точно описать свои чувства. Я хочу, чтоб ты знала, что тебя ждет, и не наделала ошибок. Получить вечность для раскаяния — это ужасно, — ласково произнес он.

— Конечно, Марк, — с улыбкой ответила я.

Мужчина погладил меня по руке, а потом погрузился в воспоминания без срока давности.

— Когда я понял, кем я стал, не скажу, что я обрадовался, — признался он. — Но и мыслей о самоубийстве и прочей ерунде у меня не было, я как-то даже относительно спокойно воспринял эту новость. Поначалу все мое существо затопила жажда… Я убил много людей, очень

много… Это чтобы ты понимала, с кем имеешь дело, — жестко произнес он. Так было честно. Но, отдавая свое сердце Марку, я знала, кому я его отдаю. Знание о том, что он убивал людей, не заставит меня сомневаться в наших чувствах. Тем временем, Марк продолжал говорить. — Тот факт, что я восхищаюсь достижениями человеческой мысли, талантами, вовсе не значит, что я самый добрый вампир на планете. Те же Каллены, скорее всего лучше меня, по крайней мере, они не убивали осознанно, — как на исповеди, он говорил только правду, не пытаясь себя обелить. — Да, сначала я не понимал, что делаю, но потом, когда я немного научился себя контролировать, я мог отказаться от убийств… Мы пытались с Аро, но у нас не получилось. Слишком сложно устоять, практически невозможно, а, знаешь, сознание словно издевается… — он горько усмехнулся. — В самый сложный момент оно вдруг подсовывает тебе самые приятные воспоминания, самые сладкие моменты охоты… Как правило, именно на этом и прекращается внутренняя борьба. Ужасно, но это так. Сейчас я и мог бы сдержаться, ведь мне уже три тысячи лет, но, признаюсь, для меня уже нет смысла делать это. Все метания в прошлом, я уже сделал свой выбор, и он может показаться кому-то жутким и отвратительным, но я вряд ли его поменяю. Я давно подвел итог своим страданиям и попыткам изменить себя, — Марк немного помолчал, а потом продолжил свой рассказ. — После того, как я стал вампиром, я не мог не отметить силу, скорость и неуязвимость. Сначала они обрадовали меня. Мне казалось, что я всемогущ. Я просто задевал дерево при беге, и оно падало, я сносил стены зданий, я мог добежать до какого-нибудь далекого места за считанные минуты. Вампирские способности дарили радость, дарили наслаждение. Это потом я понял, что жить, как раньше не получится. Не выйдет. Я не слишком нуждался в общении, но все же… Многие простые человеческие радости оказались для меня заказаны, — он печально улыбнулся. — Я с горечью обнаружил, что не могу навестить сестру, выйти на площадь и купить понравившуюся вещь, прогуляться вечером, выйти на солнце… Много чего не могу. Этих «не могу» оказалось достаточно для того, чтобы я впал в своеобразную депрессию. В тот период я не мог понять, для чего вообще нужен вампиризм, если он отнимает так много всего? Я не мог принять вечность, ограниченную рамками… Я страдал. Но депрессия длилась недолго. Хоть я и не был рад тому, что произошло со мной, я разумно рассудил, что вечная жизнь явно лучше ранней смерти. Я никогда не был глупцом и быстро понял, что обращение необратимо, уж прости за каламбур, и вся моя вечность зависит от того, приму ли я эти изменения, чтобы быть счастливым, или отвергну и буду вечно страдать? Я выбрал первое, — последнюю фразу Марк произнес с улыбкой. — Я думаю, такой период наступает в жизни каждого вампира. Это трудно. Но к этому нужно быть готовой, нужно смириться, даже если пожалеешь об обращении спустя полгода после него. Нужно найти радость для себя, смысл вечности. Это, как мне кажется, самое главное, — пояснил мужчина.

— И каков же он? — спросила я.

— Для каждого свой… — ответил Марк. — Аро не мыслит жизни без власти, например. А ты, быть может, займешься разведением цветов, — он неопределенно пожал плечами. — Все хорошо, что даст цель, привяжет к этому миру. И есть одна универсальная вещь… Любовь. Когда найдешь свою судьбу, она и станет твоим главным смыслом. И больше уже не нужно ничего… — прошептал он и улыбнулся.

Я улыбнулась в ответ, искренне веря в то, что я свой смысл уже нашла.

***

Делаю снимок, еще. И еще сотню. Почти все они удались. Мы были правы, это отличный предобращенческий подарок! Фотографии останутся Белле на память о простой человеческой жизни.

Задумчиво смотрю на нее… Как она смирно сидит или кружится в разных платьях, или принимает интересные позы, или просто искренне смеется во весь голос над нашими шутками… И не могу поверить. Не верю! Та Белла Свон, которую я знаю, не может быть такой!

Года три назад я увидел ее впервые. Замкнутая, плюнувшая на себя и свою внешность, необщительная, с огромным букетом комплексов… Как она стала такой, какая есть сейчас? Откуда все это взялось?

Явно не в тот день, когда Эдвард сообщил ей о своей любви. Нет, к нам домой она приходила все той же.

Так когда же она изменилась? В какой самый момент? Я долго думал и пришел к выводу, что это произошло после комы. Именно тогда, прилетев к ним с Розали, я вдруг увидел в душе Беллы, в ее эмоциях что-то новое. Что-то крепкое, сильное, стержневое. Нельзя сказать, что до этого девчонка позволяла вытирать об себя ноги, вовсе нет. Но теперь же в ней появилось желание жить, и жить хорошо, несмотря ни на что. Наверное, именно это и спасло ее, вытянуло из болота реабилитации.