Врачебная ошибка
Шрифт:
– Вы поедете с женой? – спросил врач.
– Она не моя жена, – покачал головой Андрей.
– Ясно. Так вы поедете?
– В этом есть необходимость?
– Да нет, не думаю, – пожал плечами врач. – Вы все сделали правильно. Вы, часом, не медик?
Андрей кивнул.
– Что она приняла?
Он сгреб со стола пустые блистеры.
– Ого! – присвистнул врач «Скорой». – Димедрол, ношпа… Да тут целый набор всякой всячины!
Создавалось впечатление, что Жанна решила использовать все, что обнаружила в шкафчике для медикаментов. Как ей вообще удалось выжить?
Когда дверь за врачами закрылась, Андрей привалился к ней с внутренней стороны и закрыл глаза. Что-то теплое потерлось о его колени. Несомненно, это был один
Подняв одеревеневшую руку, Андрей набрал телефон матери Агнии.
– Ну, что скажешь, Арутюн Вартаныч?
Арутюн Вартанович Котлян, судмедэксперт, кряхтя, поднялся на ноги с мокрой земли. Ночью прошел дождь, и его джинсы были заляпаны грязью и мхом. Он спокойно извлек из кармана платок, смачно высморкался, сложил его вчетверо и аккуратно смахнул землю с коленок. Все это время Карпухин терпеливо выждал.
– Ну, что ты хочешь услышать, дорогой? – имитируя восточный акцент, развел руками эксперт. На самом деле никакого акцента у Котляна не было: он родился и вырос в Питере, как и два поколения его предков. Тем не менее почему-то ему казалось забавным время от времени разыгрывать из себя «гостя с юга». Особенно любил он проделывать этот трюк с незнакомыми людьми: как же они удивлялись, когда Арутюн вдруг начинал говорить, как типичный представитель питерской интеллигенции!
– Скажу, – продолжал он в ответ на вопрос Карпухина, – что бедной женщине размозжили голову тяжелым тупым предметом. Что за предмет – пока сказать не могу: надо проверить останки на наличие частиц орудия убийства… Черт, кто же ее так, а?
– Есть пара предположений, – пробормотал подполковник задумчиво.
– Да уж, ты у нас мастер предположений! – усмехнулся судмедэксперт.
– А как давно наступила смерть? – поинтересовался Артем, зябко поеживаясь: восемь утра, и воздух еще не прогрелся – холодно, как осенью.
– Судя по степени разложения, около года назад. Но это надо еще проверять – жди результатов экспертизы.
Не сговариваясь, оба посмотрели на Трофименко, стоящего на краю импровизированной могилы. Хренников, приехавший на место вместе со следственной бригадой, отказался даже подходить к трупу и стоял поодаль, нервно куря одну сигарету за другой.
Глядя на спеленатое наподобие мумии тело, Павел не мог побороть два чувства – отвращения и жалости. Отвращения не только к тому, что осталось от молодой, полной сил женщины, но и к человеку, который сотворил с ней такое. Правда, оставался маленький
– Чего призадумался, детина?
Внезапно раздавшийся над самым ухом голос Карпухина, о котором он только что думал, заставил Павла подскочить. Земля под его ботинками поползла по краям ямы и, вполне возможно, увлекла бы парня за собой, не схвати подполковник его под локоть и не втащи обратно.
– Я… думал, может, это не она?
– В смысле, не Митина? – уточнил Карпухин. – Котлян говорит, что это женщина, примерно возраста Митиной, убитая около года назад. И все эти факты, по-твоему, совпадение?
– Не знаю. Но как же быть с тем, что кто-то постоянно снимает деньги со счета Митиной?
– А вот об этом я могу тебе кое-что рассказать. Надо было раньше, но как-то руки не доходили.
– О чем вы?
– Помнишь, я в больницу ездил?
– Разумеется! Вы сказали, что Антон Скоробогатов нашелся… И больше не сказали ни слова!
Голос Павла звучал обиженно.
– Давай-ка пойдем в машину? – предложил Карпухин. – У меня там есть кофе в термосе и пирожки.
С утра они выехали так быстро, что Трофименко не успел позавтракать. При упоминании о кофе и пирожках его желудок заурчал. Поэтому Павел и не подумал возражать, чуть не вприпрыжку устремившись к машине за шефом, шагавшим широкой, размашистой походкой. Трофименко пришло в голову, что подполковник напоминает ему моряка – и походка у него соответствующая, и кожа задубевшая, словно просоленная морем до самых костей. Ни дать ни взять капитан фрегата времен Наполеоновских войн: Трофименко так и представлял себе, как этот несгибаемый человек стоит на палубе, захлестываемой высокими волнами… Тряхнув головой, Павел выбросил из головы свои странные фантазии и ускорил шаг.
Оказавшись в теплом салоне и получив в руки пластиковую кружку с кофе, Трофименко приготовился слушать.
– Тот следователь, Изморов, неплохим парнем оказался, – произнес Карпухин задумчиво. – Повезло, что дело о нападении на Скоробогатова именно он ведет – иначе я мог бы ни о чем и не узнать.
– О чем?
– Помнишь, сын Шемякиной утверждал, что получил сообщение от матери накануне ее смерти?
– Ну да, Стас ведь потому и вернулся домой… Во всяком случае, он так говорит.
– Похоже, не врет, – кивнул подполковник. – Мы считали Скоробогатова главным подозреваемым, желающим отомстить виновникам смерти Нины, но Антон уже давно в больнице – во время убийства Шемякиной он лежал в реанимации. Сотового при нем не обнаружили, а это значит, что тот, кто стрелял в парня, послал сообщение Шемякину с телефона Скоробогатова!
– А как же Жанна? – спросил Павел. – Она описывает молодого мужчину, который на нее напал!
– Жанна мало что запомнила, – возразил подполковник. – Она была слишком напугана.
– Так что такого рассказал вам этот, как его… Изморов?
– Оказывается, заявление Митина о пропаже жены год назад передали не кому-нибудь, а его коллеге, Николаю Костюкову.
– Да ну?!
– Вот тебе и «ну»! Изморов отлично помнит все обстоятельства, ведь они не раз их обсуждали. Я ведь выяснял, кто вел дело Митиной, но Костюков уволился больше полугода назад. Я связывался с ним по телефону, но он ничего путного сказать не смог – дескать, давно это было, и ничего необычного в деле он не заметил. Мне показалось, что бывший следак неохотно разговаривал на эту тему, и я так и не сумел от него добиться ничего, кроме того, что уже и так знал. Но Изморов кое-что прояснил. Оказывается, Костюков принял дело об исчезновении Митиной и начал отрабатывать версии. Так как требований о выкупе не поступало, он стал проверять друзей и знакомых женщины. Никто ничего не знал. Такое бывает редко: если человек «пропадает» по собственной воле, он должен кому-то рассказать о своих планах. В случае Марии Митиной этого не произошло.