Врачеватель-2. Трагедия абсурда. Олигархическая сказка
Шрифт:
Пока мы на серебряном подносе посредством хлеба с солью вкушали гостеприимство не в меру радостных хозяев, я ведь так ни разу и не взглянул розовощекой, плотного телосложения Эльвире Тарасовне в глаза, потому как боялся лишиться сознания. Да вот, сидело во мне в тот момент пакостное ощущение, что сделать это могу. И причем запросто.
– Ну, гости дорогие, – пробасил громила, – настал, я так себе мыслю, торжественный момент. Позвольте мне представиться. Зовут меня Фаддей Авдеич, а это вот Эльвира Тарасовна по фамилии Касперчак. В девичестве, правда, Зусман… Ну, так и что ж теперь с того? Моя она, значит,
– В любви, Фаддеюшка, – глядя на детину умиленными глазами, листвой под ветром прошелестела Эльвира Тарасовна, елейно вставив свое, неповторимое, в изощренное красноречие Фаддей Авдеича.
– Во-во, именно, – благодарно согласился он, доверчиво и нежно взглянув на Касперчак, словно дитя, тянущееся к титьке матери, – не в закорючке. Никак не в закорючке.
– А меня зовут Людмила Георгиевна. Очень приятно Фаддей Авдеич… Очень, очень приятно, Эльвира Тарасовна. – Вдова с нескрываемым удовольствием крепко и даже как-то чересчур по-мужски жала хозяевам руки, нисколько не стесняясь пристально глядеть им в глаза. Особенно в глаза Эльвире Тарасовне, на что та не преминула ответить ей полной взаимностью. Наверное, в тот момент где-то под Пензой снова сошлись и друг о друга потерлись две тектонические платформы.
«Не знаю, – подумалось мне, – в каком мы там сейчас измерении, но бабы везде одинаковые. Их, горгон, ничем не прошибешь. И никакие аномальные зоны им, стервозам, нипочем. Эх, прав Карп Тимофеевич. Тысячу раз прав. Мудрый старик. Оттого и не спит, наверное».
Когда же очередь знакомиться дошла и до меня, несчастного, я, тупо глядя в землю, вяло протянул слегка подрагивавшую руку сначала Фаддей Авдеичу, не сказав ему ни слова. А затем, «знакомясь» с Эльвирой Тарасовной, все-таки поднял голову и, как это только было возможно, придав своей физиономии эдакий полумистический ореол таинственности, в довершение всего еще и подмигнул ей левым глазом, процедив многозначительно:
– Грибничок.
Либо из-за обстоятельств и связанных с ними нешуточных переживаний, свалившихся на меня, я неожиданно заработал себе тик, что само по себе уже не здорово, либо, уважаемые господа, я идиот конченый, и третьего, похоже, не дано.
– А я, товарищ Грибничок, Эльвира Тарасовна. Очень уж я рада нашему знакомству. Очень! – ответили мне так, будто пропели с давно заезженной пластинки, но с несмываемой улыбкой на лице.
«А не очень-то ты мне и рада, феминистка перековавшаяся, – решил я про себя. – Ох, фибрами чую неладное».
Стоило нам только, слава богу, покончить с этой идиотской процедурой знакомства, как немедленно заиграла балалайка, и Фаддей Авдеич, словно запрограммированный робот, снова пустился в пляс, не переставая все это время чему-то бурно радоваться.
Вот как солнце на экваторе выключают одним движением рубильника, так и «Камаринская» (создавалось такое впечатление) тупо уперлась в тупик в строгом соответствии с расписанием загородных электричек. Балалайка заткнулась неожиданно, не закончив даже музыкальной фразы. А вот не перестававший улыбаться во весь рот Фаддей Авдеич, немного, правда, отдышавшись, торжественно нам заявил:
– Ну, гости дорогие, теперь уж милости просим в избу. В нашу гостеприимную, круглосуточно
Интерьер круглосуточно работавшей якитории меня, признаться, не удивил. Точь-в-точь как в ресторане «Русская изба», что сразу за мостом, если свернуть с Рублевки на Ильинское. Те же столы и те же лавки. Ну, в данной якитории, может, только более безвкусно стилизованы. Хотя, с другой-то стороны, а подо что?
Вчетвером мы уселись по обе стороны массивного стола друг против друга, как это обычно и делают люди в кафе, в ресторанах, во время семейного застолья или на официальных переговорах в Кремле… Но уж совсем не так, как это происходит на сессиях ООН, в отечественной Дурдуме или в Европейском парламенте: один, стоя внутри идиотского ящика, смотрит на всех и, само собой, ни черта не видит, а все – вроде бы на одного, но тоже не особо-то его и замечая. Никогда не понимал подобную форму общения… Ну, да ладно, мы не об этом.
Обводя чересчур открытым взглядом интерьер избы-якитории, Фаддей Авдеич не скрывал на своей физиономии заоблачного восторга:
– Лепота! Попросту, по-русски, лепота! А ведь все она моя Эльвирушка, свет-Тарасовна, – при этом ручищей с бревно детина аккуратно обнял за плечи розовощекую мадам Касперчак, – ее была идея, а вот теперь душа радуется. И глазу приятно.
– Да-да, Фаддей Авдеич, просто замечательно. А главное, все так изыскано, все с таким безупречным вкусом… – Людмила Георгиевна зачем-то во всю старалась угодить этому здоровенному надутому индюку, который мне уже успел осточертеть своей, как космос, бесконечной, белозубой и сиятельной улыбкой. Ну показал, что зубы есть, – и хватит. Помните, надеюсь, банкира Гостева, так у него, как понимаю, это шло, скорее, от ума, а у этого – от глупости и непомерного тщеславия. В общем, раздражал меня Фаддей Авдеич. Жутко раздражал. Да и Эльвирушка его, свет-Касперчак Тарасовна, была ему под стать. И если это именно она, то, видать, как была полной дурой, так ею и осталась. Я прошу меня извинить за подобные эпитеты в отношении женщины.
Следовало бы отметить, что в просторной палате избы-якитории было довольно сумрачно, так как горело всего две свечи на стоявшем на нашем столе странном по форме подсвечнике, весьма отдаленно напоминавшем человеческую фигуру, как бы с отчаянием пытавшуюся освободиться от земных оков, дабы, вырвавшись, оказаться за пределами ее, Земли, притяжения. К тому же в зале было абсолютно безлюдно, потому как, кроме нас четверых, в круглосуточно работающем заведении, пока еще непонятно какого питания, никого и не было.
Словно угадав ход моих мыслей, Фаддей Авдеич, в такт несуразно размахивая руками, как дирижер, лишенный слуха и чувства ритма одновременно, протяжно нараспев продекламировал:
– Гости дорогие, надо делать заказ, а то сейчас подвалит клиентура, тогда, попросту по-русски, не продохнешь. Народ возвращается с полей. Кругом посевная.
«Что? Нет, я, конечно, не большой знаток в области сельского хозяйства, но какая, к черту, посевная в июне месяце? – вполне резонно подумалось мне. – Или национальная идея собирать урожай три раза в год у них и впрямь реализована на практике?»