Враг демократии
Шрифт:
И – не беда, что сама Англия, вообще-то, этого самого «разгрома» как-то и не заметила.
Подумаешь, приехала какая-то русская командочка, сгоняла несколько товарищеских игр с середняками чемпионата.
Что-то выиграла, что-то – проиграла.
Подумаешь…
Но у нас-то – все равно легенда.
И вот – с одной стороны этот щеголь и артист, эта «динамовская легенда», а с другой – лагерный сиделец, всю эту систему с ее хвалеными «легендами» совершенно искренне ненавидящий.
А ведь – существовали.
Не любили друг друга, до дрожи пальцев, интриговали, подножки ставили, но – существовали!
И строили – вместе! – великую команду, влюбившую в себя и в футбол миллионы мальчишек по всей стране.
Меня в том числе, кстати.
И чем вам, господа, не образец настоящего, а не «бумажного» национального примирения?
Вот об этом-то, не в самую последнюю очередь, нам и надо помнить, когда отдаем дань памяти этим двум великим старикам.
Потому, что именно такие люди – и с одной, и с другой стороны –
Теперь это – уже история.
Да, очень непростая история.
Но другой-то у нас с вами, дамы и господа, – все равно, как бы это помягче сказать, – просто не имеется…
Приложение первое и единственное. Интервью Андрею Смирнову (газета «Завтра»), приобретшее неожиданно скандальную известность, и не только в фанатских кругах (публикуется с согласия А. Смирнова).
Футбол – это война…
«Футбол играет в современном обществе весьма серьезную роль. Это праздник в удручающем пейзаже иудео-христианства и экономического материализма, полтора часа тревог, ожиданий, восторгов, так сказать, оазис нормального бытия в пустынях ежедневности… Футбольный клуб – эхо, воспоминание о тайных мужских союзах. Налицо магистр (президент), капитул (тренеры и совет), сержанты (обслуживающий персонал), воины (рыцари футбольного мяча). Возразят: это подражание, пародия, разве можно сравнивать смертельные рыцарские битвы с этими… шоу. Правильно, нельзя. Но тогда как квалифицировать полтора часа бешеной футбольной борьбы или пятнадцать раундов боксерского поединка – ведь зачастую игроки уходят с поля или ринга весьма покалеченными? Это не подражание и не пародия, это иная форма мужского бытия», – писал Евгений Всеволодович Головин.
Не меньше, чем футбол, интригует и привлекает так называемый околофутбол. В общественной жизни прочно заняла свое место субкультура футбольных фанатов. В язык вошли слова – саппортер, моб, топ-фирма (элитное объединение бойцов).
Но фанатская культура, мировоззрение остаются по-настоящему малоизвестными. Посему даже газета «Московские новости», позволяет себе явный неадекват: «Общий интеллектуальный уровень в этой среде крайне низок».
Фанатов частенько сопоставляют со скинхедами. Точки пересечения, безусловно, имеются, однако это разные субкультуры. По стилю, по отношению к миру. Упрямая идеологическая ориентация бритоголовых заменяется у фанатов жизненным активизмом и стихийным, не казенным патриотизмом. Посему среди футбольных фанатов невозможны, например, умствования на предмет, кого надо было поддерживать во время сербо-хорватского противостояния.
Характерны знаменитые баннеры, например, во время матча сборных Эстония – Россия: «1940. Хозяева вернулись» или спартаковский в Праге – с танком и цифрами 1968. Позволю себе предположить, что авторы этих посланий далеки от просоветских настроений. Для них важно то, что это были наши, была проявлена русская сила.
Века назад люди знали, что «переступание пределов» – движение в сторону божественного, трансцендентного, лежащего по ту сторону всех границ. Агрессия была естественным проявлением чистого бытия в человеке. С началом Нового времени господствующий дискурс начал вмешиваться в сферу проявления собственно человеческих аффектов, налагать запреты. Система оберегает «вас от вас же», разумеется, в собственных интересах. Человек воспринимается исключительно как количественный фактор. Парадокс, или точнее, очередная ложь либерализма – под разговоры о свободе, личность лишается права на свободные проявления.
Заметным событием культурной жизни последнего года стал выход в свет романов о русском околофутболе Дмитрия Лекуха «Мы к Вам приедем» и «Ангел за правым плечом». В октябре выходит его же сборник рассказов «Хардкор белого меньшинства». На подобное решилось, естественно, лишь издательство «Ad Marginem».
Лекух – активный болельщик «Спартака» с более чем тридцатилетним стажем, завсегдатай «террасы». При этом его жизнь напрочь опровергает некомпетентные стереотипы.
Дмитрий – человек более чем состоявшийся. Прошел войну в Афганистане. Ныне является главой крупной рекламной фирмы. Кандидат филологических наук, защитивший диссертацию по норманно-скандинавским влияниям в древнерусском эпосе. В начале 90-х отдал дань уважения литературной критике. До сих пор в различных «антологиях постмодернизма» встречается текст Лекуха «Владимир Сорокин как побочный сын социалистического реализма». Но футбол и околофутбол, несомненно, являются значительной составляющей его жизни. Пусть, по меткому замечанию Льва Данилкина, «футбол – это скорее повод, чем причина».
Дмитрия Лекуха именуют русским Дуги Бримсоном, всемирно известным автором исследований о футбольном фанатизме. Аналогия не очень точна, но с Бримсоном Лекух хорошо знаком, во время весеннего визита писателя в Москву они прекрасно общались. С упоминания Дуги Бримсона и пошел наш разговор.
Дмитрий ЛЕКУХ. После пресс-конференции в «Букбери», после посиделок в пабе у Бримсона была поразительная фраза: «Я тебе завидую, ты живешь в свободной стране». Он настолько зажат своей политкорректностью, например,
Как заметил некогда Бердяев, вектор европейской культуры смещается от стремления к вечности к стремлению к мимолетности. Сейчас доходит до абсурда: художники создают перфомансы, которые живут одну секунду и после этого умирают.
Моя покойная бабушка, Анастасия Димитриевна, потомственная уральская казачка, в ответ на разговоры о всеобщем равенстве любила говорить: «Вы сначала пальцы на руке сделайте равными, а потом людей равными делайте». Мы сами не заметили, как стали частью общества потребления. У прежней системы был вектор, может, мне несимпатичный, может, неправильный, но был. А что сейчас, если для полета на Марс собираются рекламные деньги. Стремление к звездам замещается бизнесом. Проблема в том, что общество потребления заточено под среднего человека. Кто является избирателем, аудиторией рекламных кампаний… Отсекаются и низы, и сильные люди. Вторые вынуждены продаваться и входить в элиты, и, увы, очень многие это делают радостно, впереди собственного визга, либо скатываться в маргиналитет. Это не зависит от политиков, их продажности – это системная ситуация.
Еще полвека назад знаменитый фантаст Роберт Хайнлайн точно заметил: что это за общество, в котором пятнадцатилетний гений не имеет права голоса, а сорокалетний шизофреник имеет? В девятнадцатом веке наш великий философ Леонтьев сформулировал, а потом это подтвердил Норберт Винер. Чем структура проще, тем она жизнеспособнее. Но у системы, а система подразумевает анализ не реперных точек, а связей между этими точками, все по-другому. Система является устойчивой только тогда, когда она является сложной. На этом принципе персональные компьютеры построены. Почему мы это применяем в компьютерах, а к людям нет?
«ЗАВТРА». Ты говоришь об упадке белой цивилизации. А каковы, на твой взгляд, ее основания?
Д. Л. Менталитет даже не нации, а расы, потому что речь идет о более широких и глубоких вещах, выражен в языке. Мы говорим: завоевал ее любовь, покорили космос. Есть вещи, которых не надо стыдиться. Агрессия лежит в основе самого понятия белой культуры. Это краеугольный камень, несущая конструкция. Если его вынуть, то все начинает разваливаться и рассыпаться. Мы такие. Соответственно, нам надо либо отказаться от той многотысячелетней истории, культуры, либо отдавать себе отчет в том, кем ты являешься. Понимаю, неприятно себе признаваться в том, что агрессия – часть твоего менталитета. Особенно с налетом даже не то что политкорректности, а воспитания.
Наверное, можно жить и без позвоночника. Но это уже не жизнь, а существование. Отказываясь от экспансии, мы скатываемся к существованию. И, естественно, нас начинают замещать другие, более живые, агрессивные культуры. Даже не обязательно более агрессивные, но те, которые не отказываются от своей самости. И это не их вина, это наша беда. Сколько бы африканец ни прожил в Париже, он все равно останется африканцем. Это нормально. Но если ты белый француз, чьи предки здесь жили веками, ты должен понимать, что это твоя земля и твой дом. Если откажешься от этого понимания, ты перестанешь быть хозяином.
Мы всегда рады гостям. И я лично ничего не имею против наличия кавказцев в Москве. Но я против того, чтобы Москва превращалась в Кавказ. Если приехавший гость начинает мне диктовать свои правила игры, он перестает быть гостем, а становится, извините, оккупантом. Опять же все дело в разнице менталитетов.
Не люблю стоны про «засилье черных». Это наша вина, наша слабость. И если в публичном месте сидит компания полубандитов, громко разговаривает, смеется, хватает чужих жен, дочерей – это не проблема этих бандитов, это проблема мужиков, которые находятся в этом же месте. Если они не могут за себя постоять, поставить на место наглецов, их будут топтать. Вот и все.
«ЗАВТРА». Есть образы, символы, которые вдохновляют?
Д. Л. Рим, Римская Империя – это то, что дает до сих пор определенные импульсы, которые нам позволяют не сдохнуть, не превратиться в жвачных животных общества потребления.
Долгое время слова – империя, империализм – несли негативный оттенок. Как-то я беседовал с одним нашим очень известным политологом, и на его негатив попросил дать определение империи. Вразумительного ответа не последовало. Империя действительно может быть демократической, советской, какой угодно. Но есть главный принцип. Империя – это проект, в котором есть приоритет государства над обществом. Государство напрямую, минуя общественное мнение, апеллирует к своему гражданину.