Враг мой

Лонгиер Барри Брукс

Я сокрушенно покачал головой.

– Если будешь излагать свою родословную по-английски, тебя за это по головке не погладят, Заммис.

И начал снова:

– _Наата ну энта ва, Заммис зеа доэз Джерриба, эстай ва Шиген, асаам наа денвадар..._

Восемь долгих дней и ночей я изнывал от страха, что дитя не выживет. Перепробовал решительно все подручные средства: коренья, сушеные ягоды, сушеные фрукты, вяленую змеятину - все в вареном, пережеванном и перемолотом виде. Заммис упорно воротил мордашку. Я его частенько распеленывал, но всякий раз пеленки оказывались такими же чистенькими, как и когда я впервые завернул в них младенца. Заммис убавлял в весе, зато, по-видимому, день ото дня набирался

силенок. На девятый день дитя вовсю ползало по полу пещеры. А пещера, даже при горящем очаге, никогда толком не прогревалась. Я боялся, как бы младенец не простыл, разгуливая голышом, а потому облачил его в крохотные костюмчик и шапочку из змеиной кожи, собственноручно сшитые Джерри. Надев все это на Заммиса, я поставил его на пол и окинул взглядом. У малыша уже выработалась непередаваемо озорная улыбка; в сочетании с плутоватыми искрами в желтых глазенках, с костюмчиком и шапочкой она придавала Заммису сходство с эльфом. Поначалу я руками удерживал Заммиса в стоячем положении. Но малыш, похоже, вполне твердо держался на ногах, и я убрал руки. Заммис улыбнулся, взмахнул исхудалыми ручонками, потом, рассмеявшись, сделал неуверенный шажок ко мне. Я перехватил малыша, не дав ему упасть, и маленький драконианин взвизгнул.

Спустя еще двое суток Заммис бодро ходил и совался повсюду, куда только можно. Возвращаясь в пещеру после недолгого отсутствия, я каждый раз проводил немало тревожных минут, обшаривая в поисках малыша глубинные закоулки пещеры. В один прекрасный день, перехватив Заммиса у самого выхода (малыш на всех парах мчался наружу), я решил, что с меня довольно. Смастерил из змеиной кожи шлейку, снабдил ее длинным поводком из той же змеиной кожи, а свободный конец поводка прикрепил к выступу скалы над своим тюфяком. Заммис по-прежнему совался повсюду, но теперь его по крайней мере можно было без труда разыскать.

Минуло четыре дня с тех пор, как дитя выучилось ходить, и вот теперь оно попросило еды. Пожалуй, во всей Вселенной не найдешь детишек удобнее и практичнее драконианских. В течение трех или четырех земных недель драконята существуют за счет подкожных жировых отложений, и все это время у них отсутствуют естественные потребности. А вот научившись ходить и, стало быть, обретя возможность добраться до какого-либо обусловленного, взаимоприемлемого местечка, они начинают испытывать голод и жажду, а также выводить из организма отходы жизнедеятельности. Один-единственный раз показал я малышу, как надо пользоваться мусорным ящичком, который я специально на такой предмет изготовил, и второго раза уже не понадобилось. После пяти-шести уроков Заммис самостоятельно снимал и надевал штанишки. Следя за тем, как растет и обучается маленький драконианин, я понемногу начал понимать тех ребят из нашей эскадрильи, которые изводили друг друга - да и всех окружающих - бесчисленными фотокарточками омерзительных малюток, причем каждый снимок сопровождался тридцатиминутными россказнями-пояснениями. Еще до того, как начал таять лед, Заммис заговорил. Я приучил его звать меня дядей.

Тот сезон, когда тает лед, я за неимением лучшего термина окрестил весной. Много воды утечет, прежде чем зазеленеет низкорослый лес и змеи рискнут высунуться из ледовых нор. Небо по-прежнему было затянуто вековечной пеленой злых студеных туч, по-прежнему мела снежная крупка, решительно все обволакивая скользкой твердой глазурью. Однако на другой же день глазурь таяла, а теплый воздух пробивался в глубь почвы еще на один миллиметр.

Я понял, что теперь самое время заготовлять дрова. В канун зимы мы с Джерри не сумели заготовить впрок достаточное их количество. Быстротечное лето придется посвятить сбору и заготовке продуктов на следующую зиму. Я надеялся соорудить более прочную дверь у входа в пещеру и поклялся себе, что изобрету какую-никакую домашнюю

сантехнику. Как ни говори, а снимать штаны на морозе в разгар зимы - удовольствие ниже среднего, да вдобавок опасное. Вот чем была у меня забита голова, когда я, развалясь на тюфяке, глядел, как сквозь щель в кровле улетает дым очага. Заммис в каком-то из закоулков играл в камешки, которых я ему насобирал специально для забав, а сам я, должно быть, задремал. Проснулся я оттого, что малыш тряс меня за руку.

– Дядя!

– А? Что, Заммис?

Я повернулся на бок - лицом к маленькому драконианину. Заммис поднял свою ладошку, растопырив пальчики.

– В чем дело, Заммис?

– Смотри.
– Дитя показало мне все три пальчика поочередно.
– Один, два, три.

– Ну и что?

– Смотри.
– Схватив мою ладонь, Заммис оттопырил мне пальцы.
– Один, два, три, _четыре, пять_!

– Значит, ты научился считать, - кивнул я.

Драконианин нетерпеливо отмахнулся кулачком.

– Смотри.
– Дитя схватило мою вытянутую руку, а свою положило поверх. Другой ручонкой Заммис показал сперва на свой палец, потом на один из моих: - Один, один.

Желтые глазенки воззрились на меня вопрошающе, стремясь убедиться, все ли я понимаю.

– Так.

– Два, два, - вновь показало дитя, подняло на меня глазенки, затем перевело взгляд мне на руку и опять показало: - Три, три.
– Потом малыш схватил два моих лишних пальца.
– _Четыре, пять_!
– Он выпустил мою руку, затем ткнул себя в ладошку.
– Четыре, пять - где?

Я тряхнул головой. Заммис, которому и четырех земных месяцев не сравнялось, частично уловил разницу между драконианами и людьми. Человеческий детеныш начинает задавать подобные вопросы лет... ну, не знаю, лет в пять, шесть, семь. Я вздохнул.

– Заммис!

– Да, дядя?

– Заммис, ты драконианин. У всех дракониан на руке только три пальца. Я поднял правую руку и пошевелил пальцами.
– А я человек. У меня их пять.

Я мог бы поклясться, что глаза ребенка наполнились слезами. Заммис вытянул свои ручонки, поглядел на них, качнул головой.

– Вырасти четыре, пять?

Я сел лицом к малышу. Заммис не мог взять в толк, почему у него отсутствуют целых четыре пальца.

– Слушай-ка, Заммис. Мы с тобой разные... разные существа, понимаешь?

Заммис затряс головой.

– Вырасти четыре, пять?

– Нет, не вырастут. Ты ведь драконианин.
– Я стукнул себя по груди.
– А я человек.
– Впрочем, такое объяснение ни к чему не приведет.
– Твой родитель, тот, что дал тебе жизнь, был драконианин. Понял?

– Драконианин. Что это - драконианин?
– нахмурился Заммис.

Меня так и подмывало прибегнуть к старому доброму спасительному приему "вырастешь - узнаешь". Однако я не пошел по пути наименьшего сопротивления.

– У дракониан на каждой руке по три пальца. У твоего родителя было на руках по три пальца.
– Я поскреб бороду.
– Мой родитель был человеком и имел на каждой руке по пять пальцев. Вот почему у меня на руках тоже по пять пальцев.

Опустившись коленями на песок, Заммис принялся изучать собственные пальцы. Посмотрел на меня, на свои ладошки, опять на меня.

– Как это - родитель?

Тут уж я принялся изучать малыша. У него не иначе как кризис становления личности. Единственное разумное существо, им когда-либо виденное, - это я, а у меня на каждой руке по пять пальцев.

– Родитель - это... такая штука...
– Я опять поскреб бороду.
– Вот смотри сам: все мы откуда-то беремся. У меня были мать и отец - два разных человека, они и подарили мне жизнь; так получился я, понял?

Заммис окинул меня взглядом, в котором ясно читалось: что-то ты больно много о себе разболтался.