Враг мой

Лонгиер Барри Брукс

– Маловаты, дядя.

– То есть как маловаты?

– Жмут.
– Заммис неопределенно ткнул себе под ноги.
– У меня уже все пальцы скривились.

Присев на корточки, я ощупал сквозь ботинки ноги малыша.

– Ничего не понимаю. Ведь, с тех пор как я снял мерку, прошло дней двадцать, от силы двадцать пять. Ты уверен, что не шевелился, пока я обводил ступню углем?

– Не шевелился, - мотнул головой Заммис.

Я наморщил лоб, затем распрямился и скомандовал:

– Встань-ка, Заммис.

Драконианин

встал, я подошел ближе и прикинул: макушка Заммиса доставала мне до середины груди. Еще каких-нибудь шесть-десять сантиметров, и он сравняется ростом с покойным Джерри.

– Снимай башмаки, Заммис. Я тебе сделаю другую пару, побольше размером. А ты уж старайся расти помедленнее.

Заммис раскинул палатку внутри пещеры, в палатке разложил пылающие угли, затем принялся натирать кожу жиром - для водонепроницаемости. Драконианин здорово тянулся вверх, и мне пришлось повременить с его обувкой: сошью, когда буду наконец твердо знать нужный размер. Я пытался экстраполировать, обмеряя каждые десять дней ступню Заммиса и мысленно продолжая кривую роста до самой весны. Получалось что-то немыслимое: по моим прикидкам, когда стает снег, ноги у малыша станут каждая с десантный транспорт. К весне Заммис достигнет полного роста. Старые летные сапоги Джерри развалились еще до рождения Заммиса, но "развалины" их я сохранил. Снял с подметок мерку и решил уповать на лучшее.

Я возился с новыми башмаками, а Заммис присматривал за обработкой палаточной кожи. Но вот драконианин перевел взгляд на меня.

– Дядя!

– Что?

– Бытие первично?

– Так утверждает Шизумаат, - ответил я, - у меня нет оснований сомневаться в его выводах.

– Но, дядя, откуда мы _знаем_, что бытие реально?

Я отложил заготовки, посмотрел на Заммиса и, сокрушенно хмыкнув, вернулся к шитью.

– Поверь мне на слово.

– Но, дядя, - недовольно возразил драконианин, - это ведь будет не знание, а вера.

Я вздохнул; мне припомнился второй курс в университете: компания сопливых лоботрясов в тесной дешевой квартирке экспериментирует со спиртным, успокоительными таблетками и философией. Заммису чуть побольше земного года, а он уже превращается в зануду интеллектуала.

– Чем же плоха вера?

У Заммиса вырвался сдавленный смешок.

– Да что ты, дядя! _Вера_?

– Иным она помогает в сей юдоли.

– Где?

Я почесал в затылке.

– В сей юдоли, то есть в жизни. Кажется, Шекспир.

– Этого в _Талмане_ нет, - нахмурился Заммис.

– И неудивительно. Шекспир был человеком.

Заммис встал, подошел к очагу и уселся напротив меня.

– Он был философ, такой, как Мистан или Шизумаат?

– Отнюдь. Он писал пьесы - все равно что рассказы, только их надо разыгрывать.

Заммис потер подбородок.

– А ты помнишь что-нибудь из Шекспира?

Я поднял палец.

– "Быть иль не быть, вот в чем вопрос".

Драконианин отвалил челюсть, после

чего кивнул.

– Да. Да! Быть иль не быть, вот уж _действительно_ вопрос!
– Заммис всплеснул руками.
– Откуда мы _знаем_, что за пределами пещеры ярится ветер, если нас там нет и мы этого не видим? Бушует ли море, если нас нет на берегу и мы ничего этого не наблюдаем?

– Конечно, - уверенно сказал я.

– Но, дядя, откуда нам это _известно_?

Я покосился на драконианина.

– Заммис, ответь-ка мне на один вопросик. Истинно или ложно следующее суждение: "Все, что я сейчас говорю, неправда"?

Заммис похлопал веками.

– Если это неправда, значит, суждение истинно. Но... если оно истинно... суждение ложно, но...
– Заммис опять моргнул, потом возобновил прерванное занятие - принялся втирать жир в палатку.
– Мне надо подумать, дядя.

– Подумай, Заммис.

Он размышлял минут десять, затем проговорил:

– Суждение ложно.

Я улыбнулся:

– Но ведь суждение именно это и утверждает, а следовательно, оно истинно, однако...
– Разгадки я ему не раскрыл. Ох, самодовольство, ты ввергаешь в соблазн даже праведников.

– Да нет же, дядя. Суждение в данном конкретном контексте бессмысленно.

Тут уж я пожал плечами.

– Понимаешь, дядя, это суждение исходит из предпосылки, будто существуют некие мерила истинности и ложности, самоценные и не зависящие от всех иных критериев. По-моему, в _Талмане_ логика Луррвены высказывается по этому поводу однозначно, и если приравнять бессмысленность к ложности, то...

– Да, тут такое дело...
– вздохнул я.

– Понимаешь, дядя, прежде всего надо условиться о том, в каком контексте твое суждение имеет смысл.

Я подался вперед, насупился, почесал в бороде.

– Понятно. А еще утверждают, что яйцеклетка курицу не учит.

Заммис как-то косо на меня посмотрел и уж совсем опешил, когда я повалился к себе на тюфяк, по-дурацки гогоча.

– Дядя, почему в роду Джерриба повторяются только пять имен? Ты ведь говорил, что в человеческих родословных чередуются множество имен.

Я кивнул.

– Пять имен рода Джерриба - это всего лишь символы, носители же должны украсить их деяниями. Важны деяния, а вовсе не имена.

– Гоциг приходится родителем Шигену, точно так же как Шиген приходится родителем мне.

– Конечно. Ты ведь это вызубрил наизусть.

Заммис сдвинул брови.

– Значит, когда я стану родителем, мне _придется_ назвать своего маленького Тай?

– Да. А Тай назовет своего малыша Гаэзни. Чем ты здесь недоволен?

– Я бы хотел назвать своего ребенка Дэвидж, в твою честь.

Я улыбнулся.

– Имя Тай носили великие банкиры, коммерсанты, изобретатели и... впрочем, ты все это знаешь наизусть. А имя Дэвидж мало чем ознаменовано. Подумай, как много потеряет Тай, если ты не назовешь его Таем.