Враг народа. Академия красных магов
Шрифт:
В воздухе вдруг раздался громкий хлопок, похожий на выстрел. Стрелка секундомера тут же побежала, и солдаты кинулись к Голицыну, нападая все разом, словно пытаясь взять массой. Он мигом выставил руки им навстречу и полыхнул мощным потоком огня. Уловители вокруг арены яростно загудели, где-то на трибунах захлопали, а солдаты отшатнулись. У четверых, самых близких к нему, мгновенно покраснела броня — двое из них стали двигаться совсем медленно, будто безумно устали, а двое и вовсе свалились на песок как парализованные. С механическим треском на табло прокрутился последний ноль и остановился на цифре “2”, ведя теперь учет не БЭМов, а вынесенных противников.
— Валет, — довольно прокомментировал голос
— Ну Голицын же, сразу видно! — подхватил другой.
Один из голосов показался знакомым, и я покосился туда. На соседнем ряду, чуть правее и выше нашего, сидели два метателя ножей из столовой и увлеченно наблюдали за ареной.
Тем временам, разделившись на группы, солдаты атаковали Голицына сразу со всех сторон, заставляя его вертеться, как волчок, и пускать повсюду волны огня, от которых они как могли уворачивались. Уловители гудели все слабее, намекая, что его силы заканчиваются, а кольцо окружавших противников сжималось все теснее. Наконец, пока Голицын отбивался с одной стороны, к нему прорвались с другой. Он резко развернулся, однако, опережая его магию, подскочивший опасно близко солдат с силой саданул его в грудь. Броня заметно заалела. Слегка качнувшись, Голицын вызвал пламя и ответил огненным ударом ему в шлем. Противник упал на арену, невредимый, но неподвижный. В следующее мгновение к Голицыну подскочил другой солдат и энергично пробил ему по ребрам. Броня щедро залилась краснотой, будто ее раскрасили кровью, и Стас, как подрубленный, рухнул на песок, завершая свой экзамен. Остановившийся следом секундомер показывал две минуты двенадцать секунд, а табло сообщало о восьми поверженных противниках из двадцати.
— Неплохо, — нехотя признал Генка.
— А почему он упал после всего двух ударов? — спросил я. — Они же даже без магии.
— Потратил на вызов стихии слишком много сил, — пробормотала чуть успокоившаяся Роза.
На арене Голицын, отряхиваясь, поднялся с песка, абсолютно не поврежденный и крайне довольный. Сдав Рогозину защиту, он важно удалился под трибуны. Солдаты тоже поднялись, готовясь встретить следующего студента. На табло с треском обнулились цифры, и мужчина со списком зачитал новое имя. Участвующих в этой части оказалось немного — больше половины первокурсников отказались. Да и сам экзамен шел очень быстро. Время, конечно, было неограничено, но большинство сдающих продержались от силы с минуту. Трибуны гудели куда громче, чем до этого, отмечая оживленными воплями каждое упавшее на песок тело — будь то солдат или студент — казалось, им без разницы, лишь бы кто-то падал. Подозреваю, в этом и смысл подобных зрелищ.
— Это десятка…
— А это не больше, чем семерка, — не умолкали комментаторы за спиной.
— А она, может, и дама…
Под гудение уловителей Ева Островская щедро осыпала противников молниями.
— Что будешь делать? — Генка внезапно повернулся ко мне.
— Это живые люди, — ответил я, следя, как сразу двое солдат рухнули на песок, — а не бездушный манекен. Даже у самых чурбанов есть эмоции.
— Но их же двадцать, — заметила Роза, чьи пальцы нервно подрагивали. — А я читала, что менталист может работать только с одним потоком эмоций…
Надо потом взять у нее эту книжку — вдруг там найдется то, до чего я еще не дошел сам.
— Значит, — подытожил я, — поймаю общую эмоцию. С толпой только так…
Так даже и проще: в толпе будто стирается индивидуальность, все заряжаются общим настроем, эмоции захлестывают, а разум отключается. Из множества людей там словно рождается один новый человек — усредненный, упрощенный, впечатлительный, взбудораженный и уж точно не самый умный. Теоретически можно повести за собой целое войско, если их всех зацепить на один крючок. Главное — найти общую и притом достаточно
Тем временем Островская вынесла семерых из двадцати — меньше, чем предыдущий лидер экзамена. Однако продержалась она чуть дольше Голицына — две минуты двадцать секунд. Дерзко вскинув подбородок, она сдала шлем и броню и скрылась под трибунами. Совсем скоро подошла очередь Розы. Мы с Генкой пожелали ей удачи, и, судорожно стискивая пальцы, она спустилась на арену. Рогозин помог ей надеть защиту, стрелка секундомера побежала, и солдаты уже привычно стали наступать, жертвуя парой человек, чтобы определить силу студента. Напряженно сведя брови, Роза выставила руки им навстречу, и из ее ладоней вырвался густой сияющий синевой поток. Броня одного из солдат еле заметно покраснела, и он пошатнулся. Остальных же даже не задело, и после паузы они ринулись к ней всей гурьбой, сообразив, что у нее не так много сил. Роза лихорадочно завертелась по сторонам, швыряя в наступающих синим свечением.
— И куда полезла, — раздался смешок за спиной, — от силы ж пятерка!
— Да какая пятерка, — небрежно бросил второй метателей ножей, — на троечку еле тянет. С такой магией только сортиры драить!
Следом оба заржали. Не выдержав, я повернул голову.
— Делитесь своим ценным мнением потише.
— А то что, — ухмыльнулся первый, — плюнешь?
— А что, — бросил я, — есть какие-то сомнения?
— А я, — Генка резко повернулся, — могу и огнем вдогонку полыхнуть!
— А мы думаешь, — недобро прищурился второй, — ничего не можем?
Тут на нас зашикали остальные, требуя не мешать. Мы с Генкой повернулась обратно как раз в тот момент, когда Розу повалили на землю, и ее броня стала кроваво-красной. Стрелка секундомера замерла на сорока секундах, а табло над ним сообщало о двух поверженных противниках. В принципе, не так и плохо — с учетом, что у некоторых из первокурсников не было вообще ни одного.
Солдаты на арене в очередной раз сменились, чтобы гоняться за студентами с новыми силами, и вместо одной половины взвода вышла другая, на вид абсолютно идентичная. Мужчина со списком зачитал новое имя, и экзамен сразу же продолжился.
— Визирь, что ли? — невнятные разговоры сзади стали гораздо громче, когда Генка на арене выпустил мощное пламя, сразив им сразу троих. — Что-то слишком хорошо для безродного…
— Так он же тоже Голицын. Не знал?..
Под победное гудение уловителей Генка вынес своим огнем больше всех противников — девять из двадцати. Но не дотянул всего пары секунд до двух минут, когда его завалили метким ударом в голову. Таким образом, у него, его брата и сестры Нины были лучшие результаты — как и в первой части практического экзамена. Бодро вскочив с песка, он отдал Рогозину защиту и, ободряюще помахав мне, скрылся под трибунами.
Через пару студентов подошла и моя очередь — последнего сдающего экзамен.
— Матвеев Александр, — громко зачитал мужчина со списком.
Встав с места, я направился к спуску на арену.
— Даю десять секунд, и его раскатают, — ударил в спину голос одного из метателей ножей.
— Ну не знаю, — ехидно протянул второй, — я бы дал пять…
Они дружно заржали. Следом раздался и хохот остальных на их скамейке, явно наблюдавших мои недавние попытки с манекеном. Стараясь не отвлекаться, я спустился на песок и подошел к Рогозину, который вытащил из ящика очередную сверкающую броню — их здесь меняли в перерывах между студентами.