Враг престола
Шрифт:
— Я сомневаюсь, что… — начал Ош, но не успел договорить.
Зал содрогнулся. Несколько раз колонна вспыхнула так, что чуть не ослепила чувствительные глаза орков. После этого свет почти погас, а луч, бьющий в небеса, потух, словно костёр, залитый водой. Вместе с ним исчезло и то гнетущее чувство, что преследовало орков на протяжении всего похода. Голоса, будто растворённые в воздухе, затихли. Манящий зов древней крепости иссяк.
Исполинский кристалл всё ещё мерцал, но теперь это было блёклым тлением ледяного уголька, едва разгоняющим мрак величественного зала. На
— Сделано, — сказал пустынник усталым, измученным голосом. Он словно состарился лет на десять. Золото глаз потускнело, белозубая улыбка покинула смуглое лицо.
— Присядь, друг, — предложил ему Ош, — передохни.
— Нет, — возразил Алим, — нам нужно вернуться, нужно увидеть. Когда они воссоединились с основными силами, Ургаш довольно приветствовал их.
— Оно ушло, — заявил вождь. — Я больше не чувствую тяжести в голове. Вы раздолбали эту штуковину?
— Нет, — покачал головой Ош. — Мы лишь… притушили её. Надеюсь, этого хватит.
— Она огромна, — подтвердила Зора. — Не знаю, как мы избавимся от неё.
Запинающейся походкой Алим подошёл к жерлу отвесного тоннеля, через который орки попали в крепость. Над массивной решёткой чадили факелы. Рядом стояли часовые, следящие за тем, чтобы никто не пробрался в крепость этим путём.
— Нужно спуститься, — сказал старик. — Посмотреть.
— Ты спятил? — возразил Ургаш. — Эти твари могут быть ещё там.
— Увидим, — только и ответил Алим, присев у каменного бортика колодца.
Со скрежетом отворились решётки. Ош бросил вниз факел, но не увидел там алчной толпы синеглазых мертвецов. Вслед за факелом полетела верёвка.
— Я пойду первый, — сказал орк и стал спускаться вниз. Тишина. Она сразу бросилась в уши. Ош поднял глаза наверх.
В кругу света он увидел знакомые лица, провожающие его внимательными взглядами.
Наконец под ногами оказалось покатое дно гладкого тоннеля.
— Чисто! — крикнул Ош наверх, повернувшись к выходу из каменной трубы.
Тучи рассеялись. Над восточным горизонтом лениво и неспешно поднимался жёлтый шар солнца. Ош почувствовал кожей его живительное тепло, столь отличное от безжизненного сияния кристальной колонны, виденной им в недрах древней твердыни. Новый день наступал над Мёртвыми землями.
«Нет, — подумал Ош, — теперь это наши земли, земли орков».
На фоне ослепительно–прекрасного дневного света виднелась одинокая тёмная фигура. Приблизившись, орк понял, что это сир Гловер.
Старая кольчуга в местах латных сочленений была распорота ржавыми клинками. Тут и там из неё торчали обломанные пики и выщербленные лезвия. Нагрудник смялся под безжалостными ударами палиц, топоров и боевых молотов. В нём зияли страшные пробоины, однако внутри была лишь темнота. Ни одна капля крови рыцаря не увлажнила каменный пол. Бессильно опущенные руки по–прежнему сжимали огромный меч с обломанным лезвием. Он стоял до конца. Он не отдал мёртвому воинству и пяди тоннеля, который оборонял.
За безмолвным и
Ош протянул руку, приподняв тронутое ржавчиной забрало. Как он и предполагал, внутри было пусто.
Потревоженная прикосновением, фигура рыцаря содрогнулась, рассыпавшись грудой старой брони и выбеленных временем человеческих костей.
— Вот благостная смерть, — произнёс Алим, выходя из тени тоннеля.
Лицо старика осунулось и побледнело. Он выглядел ещё более измученным и уставшим, чем наверху.
— Так, значит, он был одним из них, — начал рассуждать Ош. — Но почему он…
— Сохранил свою человеческую суть?
Орк кивнул.
— Клятва, — ответил старик. — Честь. Он пообещал. Дал слово. Привязал себя к этому миру, к этому доспеху. Удивительная воля. Сильный дар. После смерти источник, вероятно, поддерживал его, но теперь, когда свет угас, они угасли вместе с ним.
Ош поднял тяжёлый меч с рубиновым глазом на рукоятке. Щурясь под лучами утреннего солнца, из тоннеля показались другие орки.
Ургаш остался наверху. Услышав, что угроза со стороны мертвецов миновала, он утратил интерес к происходящему под стенами крепости.
Разноцветные глаза Оша снова упали на останки человека, сохранившего верность своему слову даже после смерти. Отчего–то это трогало сердце орка.
— Похороните его, — велел он, направившись обратно в цитадель. — Похороните их всех.
Глава двадцать третья
Человек, который никогда не смеётся
Началом правления Конрада Молчаливого стала денежная реформа, в ходе которой и золотые крылья, и серебряные перья изменили свой вид. У монет появилась чеканная грань, хранящая их от злонамеренной подточки, а также отверстие для пущего удобства использования и счёта.
Пальтус Хилл. «Правление Конрада Молчаливого»
Крохотная, убогая комнатушка в бедном районе города. Дощатая кровать, покрытая старой периной. Несколько табуреток, мятый медный таз для умывания и видавший виды сундук для одежды.
Самым дорогим предметом обстановки было высокое зеркало в оправе из резного ореха. Оно было совсем не новым: местами амальгама потрескалась и осыпалась, обнажив грязное стекло. Несмотря на это, большая часть гладкой поверхности всё ещё могла исполнять своё предназначение, отражая в иллюзорной глубине фальшивого мира скромную обстановку жилища.
Перед зеркалом сидел человек. Это был худой мужчина с большими тёмными глазами и взлохмаченными волосами, подстриженными так, чтобы никогда не мешать своему обладателю. Его лицо было гладко выбрито, а простая, небогатая одежда, прихваченная тут и там неуклюжими заплатками, делала его неотличимым от сотен таких же оборванцев, населяющих новый город.