Врата изменников
Шрифт:
Генерал Энстратер задержал дыхание. Лицо его заметно порозовело от волнения. Без сомнения, его раздирали противоречивые чувства: верность своим убеждениям и верность Кругу. Питт, хотя и не знал этого точно, был уверен, что с ним происходит что-то подобное. После разговоров с Фарнсуортом он ясно представлял себе ситуацию. Для Энстратера это была организация образованных, просвещенных людей, готовых помочь стране и в том числе темному и глупому большинству мужчин и женщин, которые не способны сами о себе позаботиться, будучи необразованными и отнюдь не мудрыми. Долг и честь требуют помогать таким ради их же собственного блага. Генерал, очевидно, дал клятву верности именно таким идеалам, и его
И вот сейчас перед Энстратером – правда, которую он не может отрицать, и тут его врожденная честность и понятие о долге вступают в глубокое противоречие с обетом верности и всем его прежним образом жизни.
Томас ждал, когда бедняга примет для себя решение.
В окно было видно, как к подъезду подкатил экипаж, запряженный четверкой, и из него вышел человек невысокого роста. Расплатившись с возницей, он поднялся по ступеням крыльца. Четверка тут же тронулась и исчезла из виду.
– Все, что вы сказали, сэр, должно быть, правда, – согласился наконец генерал. Это признание, видимо, далось ему с трудом, судя по тому, с каким напряженным видом он произносил эти слова. – Странность всей ситуации не в том, что бедняга Десмонд был убежден в существовании заговора, а в том, кого он обвинял в нем. Это, сэр, не укладывалось в рамки разумного. Приличные люди, честные и всеми почитаемые, кого я знал всю свою жизнь! – Лицо его потемнело от гнева, а в голосе зазвучала непоколебимая вера в свою правоту. – Люди, служившие ближнему, стране и королеве, не требуя ни славы, ни вознаграждения, сэр!
Но добиваясь тайной власти, мысленно добавил от себя Питт. Это, пожалуй, поважнее всяких наград, но говорить об этом вслух суперинтендант не стал.
– Представляю, генерал, как неприятно вам было это слышать, – сказал он, просто чтобы что-то сказать.
– Чрезвычайно, – искренне согласился его собеседник. – Крайне неприятно. Я уважал и любил Десмонда все годы нашего знакомства. Это был очень приятный человек. Порядочный. Весьма прискорбно, что его ждал такой конец. Это трагедия. – Кажется, придя к такому заключению, генерал остался доволен собой, решив этим дилемму. Теперь он мог, не смущаясь, глядеть в лицо Томасу и дать волю своим эмоциям и красноречию. – Очень жаль, – продолжал он. – Жаль его семью, черт побери. Надеюсь, вы не предадите это слишком большой огласке. Постарайтесь приглушить разговоры о нем. Зачем делать это достоянием гласности? Лучше все похоронить. Это будет наилучшим выходом для всех. Все равно никто не верил его словам. Так будет лучше.
Питт встал.
– Спасибо, что уделили мне время, генерал. Вы были откровенны со мной, и я ценю это, сэр.
– Увы, это все, чем я мог вам помочь. Неприятная история. – Энстратер тоже поднялся и проводил гостя до двери, а затем даже вышел с ним в холл. – Лучше не ворошить все это. До свидания, суперинтендант.
– До свидания, генерал.
На улице ярко светило майское солнце, и Питт ощутил непривычную легкость в голове. Он едва замечал экипажи и разряженных женщин, задевавших его локтями на переполненном тротуаре. И уже покидал Пиккадили, когда услышал звуки музыки, доносившиеся из парка.
Томас шел быстрым пружинистым шагом, ничего не замечая вокруг. Он получил от Энстратера то, что хотел. Сэр Артур Десмонд не был безумным; просто он кого-то встревожил, испугал, кому-то очень не понравился. Сам генерал был порядочным человеком, случайно попавшим в водоворот событий, в которых ему не под силу было разобраться. Никогда
Подтверждений тому, что узнал Питт, практически не было, были лишь собственные умозаключения. Но теперь он мог в какой-то степени привести в порядок свои расстроенные чувства. В его глазах сэр Артур был реабилитирован… во всяком случае, пока.
Следующий свой визит Томас нанес достопочтенному Уильяму Осборну, который показался ему полной противоположностью генералу Энстратеру. Он согласился принять суперинтенданта лишь во второй половине дня у себя дома в Челси. Это был роскошный особняк с садом недалеко от набережной Темзы, на тихой зеленой улочке. Осборн встретил Томаса с едва сдерживаемым раздражением. Было ясно, что вечер у него занят. Он торопился и поэтому не скрывал своего неудовольствия.
– Не знаю, чем я могу вам помочь, мистер Питт, – сразу же сказал хозяин дома, встретив гостя в своей библиотеке. Сам он не сел и не предложил гостю стул, и это говорило о том, что визит должен быть коротким. – Я рассказал об этом прискорбном деле все, что знаю, еще на предварительном дознании. Все имеется в протоколе. Больше мне добавить нечего, а обсуждать эту тему снова у меня нет желания.
– Вы сказали, что сэр Артур Десмонд в последнее время позволял себе некие странные высказывания, – заметил Томас, с трудом держа себя в руках.
– Как я уже сказал, мистер Питт, это вы найдете в протоколах допроса. – Осборн стоял на голубом турецком ковре, покачиваясь с носков на пятки. Томас подумал, что его можно было бы назвать худшей копией Юстаса Марча.
– Вы не могли бы сказать мне, что это были за высказывания, сэр? – спросил он, глядя прямо в лицо хозяину дома и стараясь, чтобы его голос был как можно более спокойным и вежливым.
– Мне не хотелось бы повторять их, – возразил Осборн. – Они нелепы и никому не делают чести.
– Мне очень важно их знать, – настаивал Питт.
– Почему? – Осборн вопросительно вскинул свои невыразительные брови. – Десмонд мертв. Разве так уж важно сейчас, какую чушь он порол в последние месяцы перед смертью?
– Поскольку Десмонд мертв, он не может взять свои слова обратно. – Суперинтендант вдруг понял, что поторопился, и попытался скрыть свою оплошность улыбкой. – Остались люди, честные и уважаемые, которые предпочитают не называть себя, но на их имена, намеренно или случайно, брошена тень. Я уверен, вы понимаете, о чем я говорю, сэр. Мистер Фарнсуорт… – Томас с особым ударением произнес это имя, – обеспокоен этим обстоятельством… – Дальше он предпочел не продолжать для большей убедительности.
Уильям уставился на него немигающим тяжелым взглядом.
– Почему, черт побери, вы сразу этого не сказали? К чему эдакая скромность?
У Питта екнуло сердце. Осборн понял намек. Ложь удалась. Он решил, что в лице нежданного гостя видит перед собой члена тайного братства «Узкий круг».
– Привычка быть осторожным, – скромно ответил суперинтендант, и это не было ложью. – Она становится натурой.
– Что ж, это не так уж плохо, – согласился его собеседник. – Да, неважные дела. Разумеется, несчастный наговорил немало глупостей. – Его лицо было напряженным, а губы сжаты в тонкую линию. – Никакого воображения, совсем никакого. Неплохой малый, но типичный буржуа. Ни капли практичности. Благонамеренный дурак порой опасней десятка злодеев, которые знают, что почем. – Он бросил мрачный взгляд на Питта.