Врата изменников
Шрифт:
До сих пор Томас обычно действовал интуитивно, поддаваясь внутреннему чувству. Ему не надо было пускать в ход логику и рационально взвешивать свои слова и поступки. Никто до сих пор этого от него не требовал.
– Есть большая разница между легальной властью и властью тайной, члены которой никому не известны, – решительно возразил он и увидел иронию в глазах Фарнсуорта. – Конечно, власти присущи коррупция, некомпетентность, насилие, но если мы знаем свою власть, то можем призвать ее к ответу. В конце концов, мы можем бороться с ее недостатками, если они становятся очевидными.
– Восстание, –
– Я не собираюсь свергать правительство. – Питт не мог позволить, чтобы из него сделали экстремиста. – Но я могу согласиться с его отставкой, если оно того заслуживает.
Джайлс вскинул брови.
– А кто будет это решать? Вы?
– Большинство народа той страны, в которой оно правит.
– Итак, вы считаете, что большинство всегда право? – Глаза помощника начальника полиции по-прежнему были широко распахнуты от не покидавшего его удивления. – Что оно является хорошо информированным, мудрым, благожелательным, дисциплинированным и, наконец, черт побери, даже образованным…
– Нет, я так не считаю, – прервал его Томас. – Но оно никогда таким не станет, если им будут тайно править те, кто никогда не спрашивает его мнения и никогда ничего ему не объясняет. Я считаю, что в большинстве своем люди всегда были честными, и они вправе, как вы или всякий другой, знать свое будущее и иметь возможность хоть как-то определять его.
– Сообразно существующему порядку, – добавил Фарнсуорт с ироничной улыбкой, откинувшись в кресле, – не ущемляя прав и привилегий других. Все верно. Цели у нас с вами одинаковые, Питт, да вот как достичь их?.. Ко всему прочему, вы еще безнадежно наивны. Вы идеалист, оторванный от реальной сути человеческих отношений в обществе, экономике и деловой жизни. Из вас получился бы неплохой оратор, вещающий с трибуны то, что толпа хочет услышать, но никудышный политик у себя в кабинете. – Сцепив пальцы, шеф глядел на суперинтенданта, почти смирившись с неудачей. – Возможно, вы правы, отказываясь войти в «Узкий круг». У вас нет нужной закалки, да и кругозор не тот. В душе вы так и останетесь сыном егеря.
Томас так и не решил, следует ли считать это оскорблением или же выражением крайнего разочарования. Он встал.
– Пожалуй, вы правы, – согласился он, удивившись, что не испытывает чувства обиды. – Лесничие и егеря сохраняют и оберегают богатства, дарованные нам. – Питт улыбнулся. – Разве вы не к этому призываете?
Вид у Фарнсуорта был испуганным. Он открыл было рот, чтобы возразить, но понял, сколь верным было замечание его оппонента, и промолчал.
– До свидания, сэр, – попрощался Томас, стоя уже в дверях.
Одну полезную для следствия задачу, связанную с Министерством иностранных дел, суперинтендант Питт решил взять на себя. Обычный опрос о привычках, слабостях и прочих отличительных чертах ближайшего окружения погибшего с таким же успехом мог провести и Телман со своими помощниками. Томас все равно не ожидал особых результатов от этой рутинной работы. Но смерть сэра Артура Десмонда не выходила у него из головы, а с нею его не покидала и печаль, и он все больше утверждался в мысли, что ради Мэтью, да
Еще и Шарлотта старалась мало касаться этой темы, хотя ее молчание было красноречивей всяких слов. Она щадила мужа, была особенно терпеливой с ним, и это свидетельствовало о том, что она понимает глубину его печали и чувство вины. Томас был благодарен ей за это. Ему было бы тяжело услышать от нее слова осуждения, потому что они были бы справедливыми. Будучи столь уязвимым, он менее всего был готов подвергнуться испытанию критикой. Однако ему не хватало прежней откровенности, которая всегда была между ними.
Он принял решение сам опросить сотрудников министерства, начав с генерала Энстратера, для чего ему пришлось пройтись по клубам, где тот обычно бывал. Наконец Питт нашел его в читальне третьего из них. Вернее, ему сказал об этом официант клуба. Сам Томас, не будучи членом, не был допущен в святая святых английской аристократии.
– Будьте добры, спросите у генерала Энстратера, не уделит ли он мне пару минут своего времени, – вежливо попросил суперинтендант, испытывая раздражение за необходимость унижаться. Здесь он не имел никаких прав требовать, ссылаясь на свой полицейский чин, и это злило его больше всего.
– Хорошо, сэр, я спрошу его, – невозмутимо согласился официант. – О ком ему доложить?
– Суперинтендант Питт с Боу-стрит. – Томас вручил ему свою визитную карточку.
– Хорошо, сэр, я передам ему.
Оставив полицейского стоять в огромном холле, официант, положив карточку на серебряный поднос, поднялся по лестнице в библиотеку.
Питт окинул взглядом стены и ряд мраморных бюстов полководцев Англии: Мальборо, Веллингтон, Мур, Вулф, Гастингс, Клайв, Гордон и еще двое, которых он не знал. С удивлением он подумал, что среди них нет Кромвеля. Над дверью висели гербы Ричарда Львиное Сердце и Генриха V. На стене Томас увидел потемневшее полотно – погребение генерала Мура в Коруне, а напротив – битву при Ватерлоо. Воинские знамена более позднего периода нашли свое место под высоким куполом потолка, напоминая о сражениях при Инкермане, Альме и Балаклаве.
Генерал Энстратер спустился по лестнице – розовощекий, с серебряными бакенбардами, с застывшей прямой спиной, старой выправки военный.
– Добрый день, сэр. Чем могу служить? – почти повелительно произнес он. – Должно быть, что-то очень срочное, если вам пришлось потревожить меня даже в клубе.
– Не очень срочное, генерал, но, мне кажется, весьма важное, – почтительно подтвердил Томас. – Если бы я мог получить эту информацию, не тревожа вас, я бы никогда не осмелился на этот визит.
– Да, да, возможно… Ну так что же это, мистер… э-э-э… суперинтендант? Если это не минутное дело, то мы с вами не можем стоять здесь, в холле, как пара официантов. Давайте пройдем в комнату для гостей.
Он указал большой красной рукой на ряд дверей. Питт послушно последовал за ним в одну из них.
В гостиной, куда они пришли, стояли чрезвычайно удобные кресла, но портреты на стенах и вся обстановка недвусмысленно напоминали гостям о военной славе и достоинствах членов клуба и полном ничтожестве каких-то штафирок, допускаемых сюда разве что в исключительных случаях.