Врата изменников
Шрифт:
– Значит, все, что мы можем сказать, – это что ее бросили в реку перед сменой прилива на отлив. Так или не так?
– Вы правильно меня поняли, сэр. Тела утонувших остаются в воде самое разное время. Зависит от того, заденет ли их шо-нибудь – тогда они всплывают, – или, наоборот, зацепятся за какое-либо препятствие. Есть течения и водовороты, с этим тоже надо считаться. Может, доктор определит, сколько бедняжка пробыла в воде. Тогда легче будет сказать, где ее бросили в реку.
– Спасибо, – еще раз поблагодарил Томас и посмотрел на Телмана. – Вы послали за каретой, чтобы отправить тело в морг?
– Да,
Питт со вздохом поднялся. Он сам сообщит обо всем министру. Ибо знаком с ним лично, а его помощник – нет. К тому же такие дела не стоит кому-то перепоручать.
– Пусть тело отвезут на медицинскую экспертизу, – распорядился Томас. – А я должен немедленно сообщить о случившемся.
– Хорошо, сэр, разумеется. – Телман, бросив взгляд на утопленницу, повернулся и зашагал к лодке. Лицо его скривилось в гримасе ужаса.
Спустя несколько минут ушел и суперинтендант. Поднявшись по Королевской лестнице, он медленно обогнул Большой Тауэрский холм. Ему пришлось идти пешком до Ист-чипа, и только там он нашел кеб. Утро стало туманным, облака шли с севера, прохожих на улице прибавилось. Газетчики выкрикивали что-то о разногласиях в правительстве. Какой-то фельетонист завтракал у лотка с пирожками и лениво просматривал происшествия дня в газете, сочиняя свои куплеты. Двое мужчин, выйдя из кафе, оживленно разговаривали. Они тоже искали кеб, но он, к их великой досаде, достался Питту.
– Беркли-сквер, пожалуйста, – сказал полицейский вознице, забравшись в кеб.
Кебмен кивнул и тронул лошадь. Томас откинулся на сиденье и стал в уме прикидывать, что он скажет Чэнселлору, хоть и знал по опыту, что это напрасный труд. Нет таких форм или правил, которые помогли бы людям, сообщающим дурные вести, облегчить боль утраты, хотя бы в самой малой степени. Плохая весть – всегда удар, ничем не смягчаемый и непоправимый.
Питт также попробовал представить себе вопросы, которые мог бы задать министру, но и это у него не получилось. Что бы он ни придумал сейчас, это может оказаться ненужным и невозможным, когда он увидит этого человека. Возможно, Лайнус будет просто не в силах отвечать ему. Люди по-разному воспринимают дурные вести, и каждый по-своему переживает свое горе. С некоторыми случается шок, и боль утраты внешне не проявляет себя, уйдя глубоко внутрь. Человек может прекрасно держаться день-два, но горе потом все равно одолеет его. Другие воспринимают страшную весть бурно, впадают в истерику, доводят себя до изнеможения слезами, замыкаются и, отрешившись от всего, помнят только о своей утрате.
– Какой номер дома, сэр? – прервал мысли Томаса кембен.
– Семнадцатый, – ответил тот. – Кажется.
– Дом мистера Чэнселлора, сэр?
– Да.
Возница хотел было добавить что-то еще, но передумал.
Спустя несколько минут Питт, расплатившись, покинул кеб и остановился на ступенях крыльца. Он чувствовал озноб, хотя в небе снова ярко светило солнце. Было семь утра, и Лондон просыпался. Горничные на задних дворах выбивали и чистили ковры, посыльные
Суперинтендант дернул ручку звонка. Дверь тотчас отворилась, и он увидел перед собой удивленное лицо лакея, не ожидавшего столь ранних визитов.
– Да, сэр? – вежливо справился он.
– Доброе утро. Мое имя Питт. – Томас вынул свою визитную карточку. – По срочному делу к мистеру Чэнселлору. Дело не терпит отлагательств. Доложите ему, пожалуйста.
Лакей, видимо давно служивший у министра, знал, что такое неотложные государственные дела.
– Слушаюсь, сэр. Прошу вас пройти в гостиную. Я доложу о вас хозяину.
Суперинтендант заколебался.
– Я слушаю вас, сэр? – насторожился слуга.
– Боюсь, у меня чрезвычайно неприятная новость. Может, вы прежде позовете дворецкого?
Лакей побледнел.
– Конечно, сэр, если вы так считаете.
– Он давно служит у мистера Чэнселлора?
– Да, сэр, лет пятнадцать.
– Тогда, пожалуйста, позовите его.
– Хорошо, сэр.
Дворецкий пришел немедленно. У него был обеспокоенный вид. Плотно прикрыв за собой дверь гостиной, он, нахмурившись, уставился на посетителя.
– Меня зовут Ричардс, сэр. Я дворецкий мистера Чэнселлора. Как я понял со слов Альберта, произошло что-то неприятное. Это касается кого-то из сотрудников Министерства по делам колоний? Несчастный случай?
– Нет, Ричардс, боюсь, все гораздо хуже, – тихо промолвил Питт, четко произнося слова. – Боюсь, что миссис Чэнселлор… умерла насильственной смертью…
Дальше он уже не продолжал. Дворецкий покачнулся, и лицо его стало белым как мел. Питт поспешил к нему и, подхватив старика, усадил на стул.
– Простите, сэр… Мне очень жаль, – задыхаясь, еле вымолвил Ричардс. – Не знаю, что это со мной. Я… – Он глядел на Томаса умоляющим взглядом. – Вы не ошиблись, сэр? Это, должно быть, ошибка… кто-то похожий… – Но лицо его говорило о том, что он знает – это правда. Много ли в Лондоне женщин, похожих на Сьюзен Чэнселлор?
Суперинтендант ничего не ответил. В этом не было необходимости.
– Было бы хорошо, если бы вы находились поблизости, когда я сообщу эту печальную новость мистеру Чэнселлору, – осторожно сказал он. – И еще, возможно, понадобится коньяк. Да, распорядитесь, чтобы в дом никого не пускали – никаких посетителей и курьеров с бумагами, пока он не придет в себя.
– Хорошо, сэр. Спасибо вам. – Все еще испытывая слабость и чувствуя, что ноги плохо слушаются его, Ричардс поднялся и послушно покинул гостиную.
Спустя несколько минут туда быстрым шагом с вопросом в глазах вошел Лайнус Чэнселлор. Питт с испугом понял, что министр ждет от него новостей об Африке. Его открытый вопрошающей взгляд должен был бы прогнать любые сомнения, если бы они вообще были у Томаса, что министр мог как-то быть связан с этой трагедией.
– Мне искренне жаль, сэр, но я принес плохие вести, – поспешил сказать посетитель, даже не дожидаясь, когда Лайнус закроет за собой дверь. Столь тягостным показалось ему полное плохих предчувствий ожидание.