Врата Мертвого Дома
Шрифт:
Сжатые кулаки ныли. Он посмотрел на своих спутников, вгляделся в умиротворённое выражение залитого кровью лица ягга.
Треморлор тебя не получит. Я не позволю так себя использовать. Если Безымянные захотят тебя отдать, пусть приходят сами, и прежде им придётся иметь дело со мной.
Он поднял глаза, всмотрелся в сердце лабиринта. Треморлор. Протянешь к нему свои корни — вкусишь ярости воина-трелля, узришь его боевые сны, в которых древние духи оседлали его плоть в танце разрушения. Это я обещаю — и тем самым
— Говорят, — пробормотал рядом Скрипач, — что Азаты забирали даже богов.
Маппо посмотрел на солдата исподлобья.
Скрипач прищурился, глядя на пышные стены со всех сторон.
— Какие же Старшие боги, чьи имена забылись за тысячи лет, томятся здесь? Когда они в последний раз видели свет? Когда в последний раз могли пошевелиться? Способен ты представить себе такую вечность? — Он перехватил арбалет поудобнее. — Если Треморлор умрёт… вообрази, какое безумие обрушится на мир.
Трелль помолчал, затем прошептал:
— Что за стрелы ты мечешь в меня?
Скрипач приподнял брови.
— Стрелы? Ничего такого я не хотел. Просто я себя чувствую так, будто на меня плащ из гадюк надели.
— Треморлор не охотится за тобой, солдат.
Скрипач криво улыбнулся.
— Иногда выгоднее быть никем.
— Вот теперь ты точно издеваешься.
Улыбка сапёра померкла.
— Прислушайся к своим чувствам, трелль. Треморлор здесь — не единственный охотник. Каждый пленник в древесных стенах чувствует нас. Они могут шарахаться от вас с Икарием, но такой страх не удержит их от всех остальных.
Маппо отвёл глаза.
— Прости. Я мало думал о других, как ты заметил. Но не считай, что я бы колебался, возникни нужда защитить вас. Не мне преуменьшать честь — быть вашим спутником.
Скрипач резко кивнул, поднялся.
— Солдатский прагматизм. Нужно было выяснить, так или эдак.
— Я понимаю.
— Прости, если обидел.
— Ничего. Просто укол кончиком ножа — ты меня разбудил.
Искарал Прыщ, который сидел на корточках в нескольких шагах от них, начал бормотать, брызгая слюной:
— Мути водичку, да! Тягай его преданность туда-сюда — отлично! Узрите стратегию молчания, покуда жертвы растравляют себя бессмысленными спорами и раздорами. О, да, многому научился у Треморлора и выберу подобную стратегию. Молчание, незаметная, насмешливая улыбка, намекающая, что я знаю больше, чем на самом деле, аура загадочности, да, и сокровенного знания. И никто не догадается, что я теряюсь в догадках среди своих безумных иллюзий и иллюзорных безумств! Слой мрамора да покроет изношенный кусок песчаника. Видишь, как они на меня уставились? Гадают — все гадают, что кроется в моём тайном источнике мудрости…
— Давайте его убьём? — пробормотал Крокус. — Хоть избавим таким образом от страданий.
— И пожертвуем таким развлечением? — проворчал Скрипач. Он снова занял своё место во главе отряда. — Пора идти.
— Разбалтывай секреты, — проговорил верховный жрец совершенно другим голосом, — чтобы они считали тебя бессильным.
Остальные резко обернулись к Искаралу.
Прыщ блаженно улыбался.
Рой ос взлетел над стеной из переплетённых
Скрипач взглянул на остальных. Икарий безвольно обвис на руках у Маппо. На голове ягга виднелась кровь. Трелль смотрел за спину сапёру — на здание, которое ждало их. В чертах Маппо сквозила боль — такая открытая, откровенная, что лицо трелля стало похоже на лицо ребёнка, на нём была написана мольба, невыразимо искренняя потому, что оставалась совершенно неосознанной. В такой немой просьбе было очень трудно отказать.
Скрипач встряхнулся, отвлёкся от Маппо и его груза. Позади трелля защитным кордоном стояли Апсалар, её отец и Крокус. А за ними — Искарал Прыщ и Псы. Пять пар звериных глаз и одни человеческие горели решимостью — сомнительные союзники у нас в арьергарде, вот и говори про несвоевременный раскол, — и предметом этой решимости было тело на руках у Маппо.
Сам Икарий пожелал такого исхода, и этими словами разбил сердце треллю. Цена покорности — ничто по сравнению с болью отказа. Но Маппо готов отдать жизнь за это, и мы, скорее всего, поступим так же. Никто из нас — даже Апсалар — не настолько бессердечен, чтобы просто стоять и смотреть, как Дом заберёт ягга. Худов дух, мы — дураки, а Маппо — самый большой дурак из всех нас…
— О чём думаешь, Скрип? — спросил Крокус, но по его тону было понятно, что он неплохо представляет себе ответ.
— Есть у сапёров такое выражение, — пробормотал Скрипач, — «дурень лупоглазый».
Даруджиец медленно кивнул.
В других коридорах лабиринта началось пленение. Оборотни — самые сильные, выжившие, те, кто смог забраться так далеко, — начали штурмовать Дом Азатов. В воздухе раскатилась какофония оглушительных криков. Треморлор защищался единственным доступным ему способом — поглощая. Но их слишком много, они приходят слишком быстро. Трещало дерево, разлетались в щепки клетки из корней, звуки были такие, словно целый лес подвергался уничтожению, ветка за веткой, ствол за стволом: неумолимый вал — всё ближе и ближе к самому Дому.
— У нас мало времени! — зашипел Искарал Прыщ, вокруг него возбуждённо вились Гончие. — Твари идут за нами! Твари! Что я непонятного говорю?
— Он ещё может нам понадобиться, — сказал Скрипач.
— Ну да! — воскликнул верховный жрец. — Трелль может его швырнуть, как мешок с зерном!
— Я его могу быстро на ноги поставить, — прорычал Маппо. — У меня с собой ещё несколько эликсиров Дэнула из твоего храма, Искарал Прыщ.
— Пойдём, — сказал сапёр. За ними действительно двигалось какое-то создание, воздух наполнил пряный запах оборотня. Псы отвлеклись от Маппо с Икарием и теперь явно нервничали, переминаясь с лапы на лапу. Коридор резко поворачивал в двадцати шагах от огромных собак.