Врата Мертвого Дома

Эриксон Стивен

— Я ничего не вижу, — проворчал Ирп. — Я думаю, ты не прав. Я думаю, ты заблудился, Радд, и просто не признаёшься. Я думаю…

— Ещё слово, и я тебя прикончу, Ирп, честно.

— Ладно. Буду умирать достойно! Нудно стонать, нудно хрипеть… и нудить.

Радд подбежал к дереву, по нескольким вставшим на загривке волоскам было ясно, что он вне себя. Радд вскарабкался наверх, вылез на грудь трупу и стал рыться одной рукой под полусгнившей рубахой. Вытащил рваный, грязный кусок ткани. Развернул его и нахмурился.

Ирп закричал снизу:

— Кто

там?

— Имя написано.

— Какое?

Радд пожал плечами.

— «Са’илесса Лорталь».

— Это женское имя. Он ведь не женщина, правда?

— Конечно, нет! — рявкнул Радд. В следующий момент он засунул тряпку обратно за пазуху трупу. — Смертные такие странные, — пробормотал Радд, продолжая шарить под рубахой. Он быстро нашёл то, что искал, и вытянул наружу крошечную бутылочку из дымчатого стекла.

— Ну что? — спросил Ирп.

— Разбилась как надо, — удовлетворённо заявил Радд. — Вижу трещинки. — Он наклонился вперёд и перекусил шнурок, затем спустился вниз, сжимая в руке бутылочку. Под деревом Радд присел и поднял её к солнцу, прищурился, глядя на свет через стекло.

Ирп заворчал.

Радд поднёс бутылочку к острому уху и потряс.

— Ага! Он внутри, как надо!

— Хорошо, пошли тогда…

— Нет ещё. Тело надо забрать. Смертные в этом смысле капризные — другого он не захочет. Так что давай, Ирп, снимай.

— Да от него же ничего не осталось… — начал нудить Ирп.

— Точно, поэтому и нести будет проще, верно?

Продолжая ворчать, Ирп забрался на дерево и начал выдёргивать железные колья.

Радд удовлетворённо слушал его нытьё, а затем поёжился.

— Поторопись, чтоб тебя! Тут как-то неуютно.

Веки ягга задрожали, затем распахнулись, глаза впились в звериное лицо над ним. Недоумение сменило узнавание.

— Трелль по имени Маппо. Мой друг.

— Как ты себя чувствуешь, Икарий?

Ягг чуть шевельнулся и поморщился.

— Я… я ранен.

— Да. Боюсь, я свои последние два эликсира отдал другим, так что не могу тебя как следует подлечить.

Икарий сумел улыбнуться.

— Уверен, что, как всегда, нужда была велика.

— Боюсь, ты бы так не подумал. Я спас жизнь двум собакам.

Улыбка Икария стала шире.

— Должно быть, достойные псы. Расскажешь мне о них. Помоги подняться, пожалуйста.

— Ты уверен?

— Да.

Маппо поддержал Икария, когда тот с трудом поднялся на ноги. Ягг зашатался, но восстановил равновесие. Поднял голову и осмотрелся.

— Где… где мы?

— Что ты помнишь?

— Я… ничего не помню. Нет, постой. Мы увидели демона — аптора — и решили пойти за ним. Да, это я помню. Это.

— Верно, мы теперь далеко на юге, Икарий. Сюда нас выбросило с Пути. Ты ударился головой о камень и потерял сознание. Идти за этим аптором — это была ошибка.

— Очевидно. Сколько… времени прошло?

— День, Икарий. Всего лишь день.

Ягг выпрямился, силы явно возвращались к нему, и Маппо наконец решил, что можно отойти, но всё равно придерживал

Икария за плечо.

— К западу отсюда лежит Ягг-одан, — сказал трелль.

— Да, хорошая идея. Признаюсь, Маппо, я чувствую, что разгадка близка. Очень близка.

Трелль кивнул.

— Сейчас рассвет? Ты собрал наш лагерь?

— Да, но я бы предложил сегодня пройти совсем немного — пока ты не оправишься окончательно.

— Да, мудрое решение.

Однако они задержались ещё на час, потому что Икарию было нужно смазать маслом лук и наточить меч. Маппо терпеливо ждал, сидя на валуне, затем ягг наконец поднялся, повернулся к нему и кивнул.

Друзья зашагали на запад.

Через некоторое время Икарий посмотрел на Маппо.

— Что бы я без тебя делал, друг мой?

Морщинки вокруг глаз трелля дрогнули, затем он грустно улыбнулся и ответил:

— Даже не думай об этом.

Впереди раскинулась бесконечная пустошь, известная как Ягг-одан.

Эпилог

Худовы духи открыли

войско нестройное.

Шёпоты смерти

в хлопанье крыльев.

Грустная мелодия обладает

особой красой, ибо песнь разрушения

плодородна.

Рыбак. Виканская погребальная

Сжимая в руках глиняную бутылочку, молодая вдова вышла из юрты лошадницы и побрела по разнотравью за стойбищем. Небо над головой было пустынным и казалось женщине безжизненным. Она тяжело ступала босыми ногами, приминая пожелтевшую траву.

Пройдя тридцать шагов, женщина остановилась и опустилась на колени. Она смотрела на безбрежную Виканскую равнину, сложив руки на раздутом животе. Бутылочка лошадницы казалась тёплой и гладкой в мозолистой ладони.

Поиск завершился, вывод был неизбежным. Ребёнок у неё во чреве был… пуст. Существо без души. Перед внутренним взором женщины возникло бледное, покрытое бисеринками пота лицо лошадницы, вновь зазвучали, как ветер, слова: Даже колдун должен оседлать душу — дети, которых они взяли, ничем не отличались от прочих. Ты понимаешь? То, что зреет в тебе, не имеет… ничего. Это создание проклято — почему, ведомо лишь самим духам.

Дитя в твоём чреве нужно вернуть земле.

Женщина выдернула пробку. Придёт боль — сначала, затем — прохладное онемение. Никто в стойбище не будет смотреть, все отведут глаза в этот миг позора.

Горизонт на севере заволокла грозовая туча. Она росла, приближалась — тёмная и громадная.

Вдова поднесла бутылочку к губам.

Рука метнулась у неё над плечом и схватила за запястье. Молодая женщина вскрикнула, развернулась и увидела лошадницу — та тяжело дышала и смотрела широко распахнутыми глазами на грозовую тучу. Бутылочка упала на землю. Люди со всего стойбища бежали к двум женщинам.