Врата Мертвого Дома
Шрифт:
Илем Траут. Жизнь покорённых
Фелисин неподвижно лежала под Бенетом, пока он с последним содроганием наконец не кончил. Отодвинувшись, он ухватил в пятерню её волосы. Под слоем грязи его лицо покраснело, а глаза блестели в свете лампы.
— Ты ещё научишься получать от этого удовольствие, девочка, — сказал Бенет.
Волна чего-то дикого всегда накатывала после того, как Фелисин оказывалась под ним. Она знала, что это пройдёт.
— Наверняка, — ответила Фелисин. — Он получит день отдыха?
Хватка
— Ага, получит. — Он отодвинулся дальше и начал завязывать штаны. — Но как по мне, смысла в этом никакого. Старик всё равно до конца месяца не дотянет. — Бенет помолчал, глядя на неё; его дыхание стало жёстким. — Худов дух, девочка, ты ведь красавица. Будь поживее в следующий раз. Не пожалеешь. Я тебе мыло добуду, новый гребешок, от вшей настойку. Работать будешь тут, на Загибах, — это я обещаю. Покажи, что тебе приятно, девочка, только и всего.
— Скоро, — сказала Фелисин. — Когда перестанет болеть.
Пробил одиннадцатый дневной колокол. Они находились в третьем забое Дальней шахты на Загибах. Забой выдолбили Гнилоноги, поэтому по всей длине — почти четверть мили — высота тоннеля едва позволяла ползти на четвереньках. В затхлом воздухе стоял запах отатараловой пыли и мокрого камня.
Все остальные уже давно были бы в Присмерке, но за Бенетом стоял капитан Саварк, поэтому он мог делать что вздумается. Например, захватить для личных нужд заброшенный забой. Фелисин была здесь уже в третий раз. В первый было труднее всего. Бенет заприметил её сразу же после прибытия в Черепок, шахтёрский лагерь в Досийских копях. Бенет был огромен, выше даже Бодэна, и хотя сам являлся рабом, командовал всеми прочими рабами, так что стража считала его своим человеком среди заключённых — жестоким и опасным. К тому же он был поразительно красив.
Фелисин быстро училась на тюремном корабле. Ей нечего было продавать, кроме своего тела, но оно оказалось ценным товаром. Отдаваясь стражникам, она получала больше еды для себя, Геборика и Бодэна. Раздвигая ноги для нужных людей, смогла добиться, чтобы всех троих приковали у килевого трапа, а не в полной нечистот воде, которая плескалась по щиколотку в трюме. Другие сгнили в этой воде. Некоторые захлебнулись, когда голод и болезни ослабили их настолько, что не хватало сил удержаться на поверхности.
Гнев и горе, которые вызывала у Геборика цена, которую Фелисин за это платила, поначалу было сложно не замечать, они заставляли её испытывать жгучий стыд. Но такой ценой они остались в живых: это была несомненная истина. Бодэн тогда — и до сих пор — только смотрел на неё ничего не выражающим взглядом. Он наблюдал за Фелисин, как незнакомец, который никак не может разобраться, кто она на самом деле. Но он держался рядом — и сейчас тоже маячил за спиной у Бенета. Между двумя мужчинами явно установилась какая-то
На корабле Фелисин хорошо изучила вкусы мужчин, а также тех немногих женщин-стражниц, которые брали её к себе в койку. Она думала, что готова к Бенету, и ко многому действительно оказалась готова. Ко всему, кроме размера.
Поморщившись, Фелисин натянула свою рабскую тунику.
Бенет посмотрел на неё. Высокие скулы рельефно выступали под глазами, длинные чёрные курчавые волосы поблёскивали от китового жира.
— Я отправлю старика на Земельку, если хочешь, — сказал он.
— Правда?
Бенет кивнул.
— Для тебя всё изменится. Я не возьму ни одну другую женщину. Я — король Черепка, ты будешь моей королевой. Бодэн станет твоим личным телохранителем — я ему доверяю.
— А Геборик?
Бенет пожал плечами.
— Вот ему доверия нет. И проку от него никакого. Только тележки таскать — на большее он не способен. Тележки или плуг на Земельке. — Взгляд Бенета метнулся к Фелисин. — Но он твой друг, так что я ему что-то подберу.
Фелисин провела пальцами по волосам.
— Тележки его и убивают. Если ты его поставишь на плуг, это не особая услуга…
Бенет нахмурился, и Фелисин подумала, что зашла слишком далеко.
— Ты никогда не тянула тележку с камнями, девочка. Тянешь одну пол-лиги по тоннелям, потом идёшь обратно, и всё по новой — три, четыре раза в день. Сравни это с тем, чтобы волочь плуг по мягкой, изрытой земле. Проклятье, девочка! Если я сниму старика с тележек, я это должен как-то оправдать. В Черепке все работают.
— Но дело ведь не только в этом, да?
Вместо ответа он отвернулся и пополз к выходу из забоя.
— У меня каннское вино, свежий хлеб и сыр. Була приготовила для стражников рагу, и нам достанется по миске.
Фелисин последовала за ним. От одной мысли о еде потекли слюнки. Если сыра и хлеба окажется вдосталь, можно будет приберечь немного для Геборика, хотя тот настаивал, что нужны только мясо и фрукты. Но такие яства в Черепке ценились на вес золота, и найти их было не легче. Фелисин подумала, что он обрадуется всему, что бы она ни принесла.
Было ясно, что Саварк получил приказ уморить историка. Никаких убийств — слишком велик политический риск; медленная, мучительная смерть от голода и непосильного труда. Отсутствие рук у Геборика дало капитану повод отправить его таскать тележки. Каждый день историк налегал на ремни, вытаскивая сотни фунтов дроблёного камня из Глубокой шахты к Присмерку. Все остальные тележки тащили волы — по три на каждое животное. Геборик тянул только одну — вот и всё, что указывало на его принадлежность к роду человеческому.