Врата рая

Дэнтон Джеми

— Но вы все-таки ему сообщите.

Здорово. Так держать, Дрю, еще и дверь открой, чтобы она поскорее побежала к этому сукину сыну.

Эмили опять пожевала нижнюю губу, кивнула.

— Сообщу. Но позже. Послушайте, я вас понимаю. Вы думаете: «Эта ужасная женщина намерена лишить младенца его биологического отца». Ничего подобного. Тот тип меня бросил. Не один месяц развлекался с любовницей, о чем я и понятия не имела. Если сказать ему о беременности сейчас, он еще решит, что я пытаюсь правдами и неправдами заполучить его обратно; а

это как раз то, чего я не хочу.

Дрю стало легче.

— А чего вы хотите?

— Не знаю. Как раз перед отпуском меня уволили. Чарли сказал, что квартиру оставляет за собой, так что я фактически оказалась бездомной и безработной. Теперь должна заботиться о ребенке. Сколько бабушка пролежит в больнице, неизвестно, после выписки ей понадобится помощь. Значит, пока я нужна здесь. Да и чего я забыла в Нью-Йорке?

И ничто в нем не дрогнуло. Даже известие, что Эмили не покидает Калифорнию, ничуточки его не напугало. А ему бы надо уже выскакивать за дверь и удирать со всех ног на посрамление всем рыцарям на свете.

— Вы можете работать у бабушки, пока ребенок не родится.

Дрю не верил собственным ушам, которые слышали, как он произносил эти слова. Когда это он уговаривал женщину оставаться от него поблизости? Всегда он старался, чтобы всем было совершенно ясно: неделя, другая удовольствий и развлечений — и все, о продолжении связи не может быть и речи.

— Кто-нибудь должен будет заниматься ее делами, и она, наверно, предпочтет в этом качестве члена семьи.

— Я думала об этом. Моя беда, что о еде я знаю только одно: ее покупают в коробке и суют в микроволновку. Чисто административными делами я смогу заниматься какое-то время без проблем, но бабуле лучше бы нанять человека, знакомого с образованием. Моя специальность — реклама. Хотя и по ней я вряд ли сейчас найду работу.

— Отказать из-за беременности — незаконно.

— Чихали они на это. И не очень этично наниматься, зная, что через несколько месяцев уйдешь в долгосрочный отпуск.

— Но вы остаетесь?

Какое это для него имеет значение? Не больше, чем прогноз погоды. Но он волновался и не понимал почему.

— Пока да, а что будет потом, не знаю. Столько всего случилось, мне нужно время, чтобы все переварить. Я чувствую себя выбитой из колеи и не могу до сих пор привыкнуть к перспективе быть чьей-то мамой.

— Ответственность за ребенка слишком велика, чтобы нести ее в одиночку.

Нет, предлагать себя в помощники он не собирался. Просто помнил, каково это — расти в доме, где родитель только один.

Она загадочно взглянула на него.

— Меня не это беспокоит.

— Но что-то все же беспокоит, — подбодрил он.

— Ну, скажем так: я благодарна судьбе, что могу брать пример с бабули.

— Женщина может делать карьеру и при этом быть хорошей матерью. Моя мать работала пожарником, и это задолго до того, как такой образ жизни получил общественное одобрение.

Эта работа стоила ей жизни. Трое сыновей остались

сиротами, а мужа убила скорбь по погибшей.

— Все, чем занималась моя мать — это освобождение собственного духа. — В голосе Эмили послышалась горечь. — А этим заниматься гораздо проще, когда рядом нет настырной дочери, требующей внимания. Меня воспитывали в основном дед с бабкой. Когда Глинис решала поиграть в дочки-матери больше, чем на пару месяцев, ее не хватало. И я ехала обратно к бабушке с дедушкой.

Дрю никогда не думал, что его может связывать что-либо общее с кем-то, помимо братьев и, может быть, Тилли. И вот еще человек, как и он, воспитывавшийся не родителями. В те времена он, еще маленький мальчик, не понимал, что он с братьями значит для будущего тетки. Еще совсем молодой Дебби взвалила на себя бремя воспитания племянников и ни разу не показала им, что недовольна жизнью.

— Я знаю, как это бывает, — проговорил Дрю и удивился: никогда он не говорил о своих личных делах с посторонними. — Меня вырастила тетя. Меня и братьев, когда умерли родители. Была нам матерью, отцом и другом.

Заметив сострадание в ее глазах, он почувствовал себя неловко.

— Как печально, — сказала она. — Сколько вам было?

— Мне восемь к тому времени, как она нас забрала. Наверно, ей было нелегко. Она была тогда молодой, примерно вашего возраста, но ни разу не пожаловалась.

Губы Эмили тронула легкая улыбка.

— По вашим словам получается, что ваша тетя — необыкновенная женщина.

— Так и есть. — Дрю некоторое время задумчиво смотрел на собеседницу. — Вы ей понравитесь.

Эмили закатила глаза, сняла ноги с колен Дрю и спустила их на пол.

— Это вы говорите каждой очередной девочке, ясно. Часть общей программы обдуривания. Очень эффективно, надо признать.

Ему это не понравилось. Выходит, он выглядит в ее глазах соблазнителем — сплошной имидж и ничего за душой.

— Нет, — сказал он, тоже вставая, — каждой девочке я этого не говорю.

Эмили спрятала лицо в ладонях и громко зевнула.

— Извините меня. Был довольно тяжелый день.

Да, пора отдыхать. И они еще не решили, стоит ли Эмили одной оставаться в пустом бабушкином доме.

— Поедем ко мне, или я заночую здесь? — спросил Дрю.

Она задрала кверху подбородок, явно готовясь к очередному спору.

— Ни то, ни другое. — Твердый тон соответствовал решимости во взоре. — Со мной все будет в порядке.

Хорошо бы целовать эти сжатые губы, пока они не станут мягкими и податливыми. Как привлекательна она, когда раздражена. Дрю был готов стоять тут и пререкаться с Эмили всю ночь напролет. Но девушка утомлена, вон у нее какие синяки под глазами, да и не получится у него держать руки при себе, если он здесь застрянет. Надо бы втолковать ей, что негоже быть в этом доме ночью одной, но это, похоже, тоже не получится.

Он вытянул из бокового кармана бумажник, из бумажника — визитную карточку.