Врата рая
Шрифт:
— Я знаю, но…
— Ее желудок чувствителен, как и большая часть ее тела. Я пыталась объяснить ей это, но она слишком торопится выздороветь и, подобно большинству подростков, не желает прислушиваться к советам пожилых опытных людей.
— Следует мне послать за доктором? — спросил Тони обеспокоенно.
— Нет, я сама могу справиться с этим. Некоторое время она будет чувствовать себя неважно, но посылать за доктором нет никакой необходимости.
— Могу я помочь чем-нибудь?
«Да благословит Бог Тони», — подумала я. Его голос был такой озабоченный, полный сострадания в противоположность суровому,
— Нет, я сама справлюсь. Я помою ее, дам лекарства, успокою. К утру ей станет лучше, но ее желудок будет еще чувствительным. Что вы можете сделать, так это поговорить с вашим поваром и сказать ему, чтобы впредь он готовил для нее пищу в точном соответствии с моими указаниями.
— Я поговорю.
Я слышала, как ушел Тони. Через несколько секунд в ванную вернулась миссис Бродфилд. Она нависла надо мной. По моим покрасневшим щекам текли слезы, смешиваясь с капельками воды, образующимися из пара. Неожиданно лицо сестры смягчилось, как у воскового бюста, поднесенного слишком близко к огню: ее губы опустились, рот растянулся, рыхлые щеки обвисли и глаза повлажнели, выражая сочувствие.
— Бедное дитя. Если бы вы только послушались… испытывать такую ненужную вам боль в дополнение к тем страданиям, которые терзают ваше измученное тело.
Она встала на колени около меня и вытерла махровой салфеткой слезы с моего лица.
— Закройте глаза, расслабьтесь и полежите еще немного. Я подниму вас отсюда через несколько минут. Мы вытрем вас, оденем в чистую, хрустящую ночную сорочку и дадим что-нибудь, успокаивающее спазмы в животе. После этого вы будете спать, как младенец.
— Я не понимаю… ничего из той пищи, которую я ела раньше, не приводило меня в такое состояние.
Она положила мне на шею и плечи махровую салфетку и мягкими круговыми движениями стала вытирать кожу. Делала она это нежно, словно полировала тонкий фарфор.
— Сейчас вы находитесь в моих руках. Позвольте мне делать мою работу, и вы поправитесь, как вам положено и когда вам положено, Энни. Дадите вы мне возможность делать то, за что мне платят деньги?
Я кивнула, не открывая глаз. Боль несколько утихла, но в животе продолжалось урчание и меня все еще подташнивало. Миссис Бродфилд прошлась пальцами между моих грудей и нажала ладонью на мой живот. Открыв глаза, я увидела ее лицо так близко, что могла бы сосчитать количество пор на ее коже, рассмотреть волосинки в ее ноздрях и трещинки на ее губах.
— Все еще бунтует, — прошептала она. Она посмотрела на меня, но взгляд ее был отсутствующим.
— Могу я теперь выбраться из ванны?
— Что? О да, да.
Она быстро выпрямилась и потянулась за полотенцами. Затем помогла покинуть ванну и насухо вытерла меня. После того как я надела новую ночную сорочку и вернулась в кровать, сестра дала мне две ложки серой мелообразной жидкости. Вскоре урчание в животе прекратилось, и тогда я выпила еще таблетку снотворного.
Я поступила так, как мне сказали… закрыла глаза и заснула, надеясь, что сон принесет облегчение. Но, прежде чем окончательно уснуть, я еще раз открыла глаза и увидела, что миссис Бродфилд стоит рядом и смотрит на меня, как кот, который загнал мышку в угол и самодовольно навис над своей добычей, предвкушая истязания, которым он может подвергнуть свою более слабую и жалкую жертву.
В
«О Люк, — простонала я, — как я ждала тебя! Как мне не хватало тебя!»
«Моя Энни! Он нежно ласкал меня, каждый его поцелуй вызывал ликование в моем теле, потом радостный трепет достиг моих ног, наполнил их новой силой и жизнью. — Я должен забрать тебя отсюда и мы будем свободны любить друг друга всегда».
Люк схватил меня на руки и понес прочь из этой комнаты, вниз по лестнице. Я оставалась полуголой, но не чувствовала смущения. Он посадил меня на лошадь, и мы поскакали подальше от Фарти. Я обернулась — это был единственный раз за весь сон — и увидела Тони, смотревшего из окна. У него было осунувшееся от печали лицо. Прямо за ним стояла темная туманная фигура. Я не видела лица этого таинственного человека, но мне почему-то стало жалко оставлять его. Я потянулась назад, как бы взывая к нему, и проснулась.
Все следующее утро и часть дня я оставалась в кровати. На этот раз миссис Бродфилд решила пропустить терапию. Она велела Раю Виски приготовить мне горячую овсяную кашу и ограничила всю мою еду очень сладким чаем, поджаренным хлебом и джемом. К середине дня я почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы перебраться в коляску. После двух часов пришел Рай, не снявший еще своего фартука. Миссис Бродфилд была в это время на прогулке.
Он вошел со смущенным видом, полный раскаяния. Я сразу поняла, что он чувствует себя виноватым за происшедшее со мной.
— Как вы чувствуете себя, мисс Энни?
— Значительно лучше, Рай. Перестаньте винить себя. Вы не могли знать, что вызовет расстройство моего желудка и что не вызовет. До этого ведь никогда ничего не случалось, — подчеркнула я, улыбнувшись для убедительности.
Он кивнул головой с задумчивым видом. Я видела, какая-то мысль беспокоит его.
— Вот что я подумал, мисс Энни. Вчера я не клал в еду ничего такого, чего не добавлял раньше.
— Во всем я виновата. — Мне хотелось лишний раз это подчеркнуть. — Не надо было отсылать миссис Бродфилд обратно с едой, которую приготовил ваш помощник.
— Ну, скажу я вам. Она ворвалась в кухню, пылая, как огонь, и шлепнула на стол тот поднос. Я отскочил на милю. Потом она сказала: приготовьте вашего особого цыпленка, овощи и картошку. А я уже приготовил все это для мистера Таттертона. Так что, говорю, все готово, мэм. Она промычала что-то, и я положил все на поднос.
— И что случилось потом?
— Ничего. Я отдал ей поднос, чтобы она отнесла его, потому что у нас ведь больше нет горничной. Только я забыл про хлеб. Поэтому я пошел за ней. Я догнал ее, поскольку она остановилась в столовой, чтобы добавить в еду лекарство и…