Вред любви очевиден (сборник)
Шрифт:
– Да что он вам, мешает? – сказала та, что с косой. – Пусть посидит.
– Может, он голодный, – добавила модная. – С голоду спит. Вон какой старый. Ещё неизвестно вообще, что с нами будет в таком возрасте.
– Ничего он не голодный, – говорит продавщица. – Мы ему и хлеб даём неликвидный, и печенье, и кофе сколько наливали. Это наш дед, известный.
– Он давно к нам ходит, – подтверждает уборщица. – А мы тоже не без креста, правда, Лариса?
Старик очнулся, смотрит перед собой без выражения.
Красивая женщина
Пьяная мамаша уморилась, села на скамейку. Мальчик сел рядом.
– Ладно, мама, ты посиди, отдохни, и пойдём. Что хорошего? – кот с утра некормленый. Вот он мяучит дома.
– Мяучит, – говорит мамаша. – Кто мяучит?
– Кот наш, мама, дома один, кот голодный.
– Съели кота? – поражается мамаша. – Бабка мне говорила… двух котов съела… в блокаду.
– Мам, пойдём домой.
– Да, Юрочка, сейчас пойдём. Один маленький секунд!
Чумазая девочка, сперевшая грушу, ест её и насмешливо, но и не без сочувствия, смотрит на мальчика и маму.
Тоненькая девушка всё глядит на воду. Рядом останавливается бравый малый, в расхристанном виде и сильном подпитии. Мочится в канал. Девушка оборачивается в удивлении. Её лицо кривит мучительная судорога, почти рвотный спазм.
– О! Пардон, мадам. Культурная столица… кругом памятные места… ни одного туалета, пардон! Не заметил! Пьян, свински пьян и счастлив. О, как давно, как давно не был я в Санкт-Петербурге. Принимай меня, священное чудовище! Не уходите, мадам… мадемуазель… барышня… сударыня! Неужели, неужели вас зовут Настенька?
– Нет, – сердито отвечает девушка. – Никакая я вам не Настенька. Совсем уже. Делает прямо в канал и ещё пристаёт.
– Выродок, – согласился мужчина. – Я выродок. Что делать – вот она, дегенерация! Ещё лет на пятьдесят хватит! Да здравствует великая и могучая русская дегенерация! Боже, как хорошо. Нам уже никуда не надо, понимаете? Не надо нести миру новое слово. Не надо жилы рвать. Книг писать не надо – их никто читать не будет. Новый небывалый социальный строй выдумывать – не надо. Христа русского изобретать – тоже не надо. Мы наконец можем от души пожить. Как кому при… при… как бы это цензурно сказать – прикольнётся.
Девушка решительно поворачивается и уходит.
– Не уходи, прекрасное привидение! – кричит бравый малый. – Возьми меня в свой классический текст!
Старик вдруг понял, что им недовольны, стал поспешно собираться, запихнул остатки печенья в карман, толкает собаку. Девушка с косой (Варя) говорит подруге:
– Ксана, давай купим ему что-нибудь.
– Давай, – соглашается Ксана. – У меня тридцать рублей осталось.
– Дора, Дора, – кличет старик свою псину. – Дора…
– Дедушка, возьмите, – Варя протягивает старику коржик. Тот не замечает, наклонился
– Ой, – говорит Варя. – Ой, собачка…
Уборщица наклонилась, пошевелила собаку – та мертва.
– Дед, всё, померла твоя собака. Не дышит.
– Дора, Дора, – продолжает звать старик.
– Маша, что там такое? – спрашивает продавщица.
– Собачка не дышит, – говорит расстроенная Варя с коржиком в руке.
Из разных углов кондитерской стекаются люди, осматривают происшествие.
– Да всё, всё, – машет рукой уборщица. – Кранты. Ну, жалко не жалко, давай, дед, уноси собаку. У нас люди кушают. Чего там. Старая такая. Я бы сама так померла с удовольствием – лёг и не встал.
– Дедушка, мы вам поможем, – говорит Варя. – Отнесём вашу Дору куда скажете.
Старик потрясённо смотрит на окружающих. Потом встаёт и выходит из кондитерской.
– Больной дед, не соображает ничего, – подводит итоги уборщица.
Федя и Максим в пивной.
– Да, здесь простенько, – говорит Максим, – но пиво дают правильное. Сухарики будешь? Ну, значит, откосил от армии, официальный диагноз имею – МДП. Во как! У тебя, наверное, реальный МДП, а у меня зато справка есть. МДП нет, а справка есть. А у тебя МДП есть, а справки нет. Ха-ха-ха! Работаю в папашином бизнесе. Помнишь папашу? Он тебя убивать приходил, когда ты мне руку прокусил. Он ещё толще стал, ха-ха-ха! Сволочь вообще. Но фишку рубит. Да, ты сейчас упадёшь! Женюсь! Невесту зовут – ты сейчас рухнешь – Наташа! Всё равно что никак не зовут, да? Учится на модельера. У её предков дом в Озерках. Не даёт, слушай, травит, что девушка и что после венца только, ничего себе. Я посмотрел на дом в Озерках, думаю – может, врёт, может, нет, надо на всякий случай жениться. Стало интересно.
Фёдор по-прежнему ничего не говорит.
Красивая женщина выходит из церкви, глядит на пожилую попрошайку с жестяной кружкой. Вынимает сто рублей, кладёт в кружку.
– Здравствуй, Клара, – говорит попрошайка. – Что, грехи замаливаешь?
Женщина отшатывается, бежит прочь.
– Что, знакомая? – любопытствует калечный.
– Клара, подружка моя бывшая. Та ещё сука, – объясняет попрошайка. – Вона как шуганулась. Я про неё много чего знаю…
Мамаша закемарила, мальчик толкает её в бок – без успеха. Чумазая подошла.
– Русский, дай рубль, скажу чего делать.
Мальчик вынул рубль, дал.
– Ты руками её за уши, вот так, – чумазая показывает на себе. – Три, три, посильнее. Она очухается.
Мальчик трёт мамаше уши, та и в самом деле открывает глаза.
– Юрочка, тебе что?
– Мама, нам пора домой.
– Пошли домой, маленький.
Встают, идут. Чумазая рядом пошла.
– Спасибо, – говорит мальчик. – Она сегодня плохо себя чувствует. Жарко.