Вред любви очевиден (сборник)

Москвина Татьяна Владимировна

Ксана приносит три чашки кофе.

– Скажите, Фёдор, но ведь в нашем обществе нет революционных настроений, я это говорю как специалист по социальной психологии. А жажда социальной справедливости тает, исчезает даже в низах общества. Никто даже не представляет, как она может выглядеть – социальная справедливость. Где же ваша база?

– Когда академический композитор пишет музыку, а балерина крутит свои тридцать два фуэте, где их база? Их аудитория – десять тысяч человек на всю страну. Но этого достаточно. Наша

база – русские революционные традиции. Классические революционные традиции: личная чистота и протест против действительности. Вот наши тридцать два фуэте.

– Личная чистота – это здорово, – восхищённо говорит Варя.

– Они там в партии не пьют, наркотиками не балуются, – вмешивается Ксана. – Мама говорит: если б они властям нервы не трепали, то и Бог с ними.

– Бог с нами, – убеждённо говорит Фёдор. – Мы ни одной капли крови не пролили. Спасибо, девочки, за кофе, мне пора. До встречи.

Фёдор уходит.

– Ну чего? – спрашивает Ксана. – Есть зацепки? Вообще его ничем не прошибёшь. Мне Митя рассказывал – он кого-то любил без взаимности и с тех пор всё, отморозило его. Я один раз по квартире голая ходила – он и не посмотрел.

– Это великий человек, – говорит Варя. – Я не ошиблась. Он позвал меня в пятницу на акцию поддержки политзаключённых.

– Ну, куда ещё революционер может позвать даму… – заключает Ксана.

Клара поднимается по лестнице. Подходит к дверям 21-й квартиры. Смотрит на табличку «Иеремия Браун». Нажимает на звонок.

Удивительно, сколько могут съесть сравнительно небольшие дети. Юра и Эльвира сгрызли кучу яблок, помидоров, редиски, гранатов, винограда. На последний помидор Юра уже не взошёл.

– Я думал, лопну. А всё влезло.

– А у меня ещё много осталось – домой отвезу, там за минуту сожрут. Там, знаешь, сколько народу. У меня два брата, сестра маленькая. Они меня ждут, пасти открыли: чего нашла? Мы так говорим у себя: нашла это, поди найди…

– И твоя мама, и дядьки тоже… что-то находят?

– Находят будь здоров! – смеётся Эльвира.

– А если… посадят?

– Посадят – будем сидеть. А чего делать? Ни фига работы нет, чтоб нормально платили. Я сейчас на рынке рублей на пятьсот нашла. Где бы я столько заработала?

– Учиться надо… – философски заметил Юра.

– Чего учиться? Я читать-писать умею, считаю в уме лучше дядек. Мамка твоя училась?

– Она химический институт закончила.

– Ага, и теперь только на водку хватает.

– Непонятно, – говорит Юра.

– Чего непонятно?

– Такие тачки в городе дорогущие. Откуда люди деньги берут?

– Откуда берут, – отвечает Эльвира, – они тебе хрен скажут.

Кларе открыла та же девица с прищуром.

– Браун… – произносит Клара. – Мне нужен Браун.

Девица смотрит

на Клару.

– А вы по какому вопросу?

– Он мой… родственник.

– Его нет дома.

– Когда можно зайти?

– Попробуйте через час.

Девица закрыла дверь. Клара прислушивается.

«Дедушка! – слышно из-за двери. – Кажется, та женщина приходила, про которую вы предупреждали! С глазами!» – и всё, больше ничего не слышно.

Лера толкает поплывшего Космонавтова.

– Ты что – напился? Я тогда ухожу. Ненавижу алкашей.

Космонавтов проясняется.

– Фемина! Фемина сапиена – женщина разумная! Предлагаю выработать план уничтожения твоего танка. Для этого нам следует заручиться поддержкой твоего мечтателя, этого, что ты говорила – рывылюционера, – и вместе мы будем непобедимы.

Лера малость подумала.

– Я сама хотела к нему пойти. Федька? Так. Где он может быть. Зайдём наудачу домой. У него жутко смешная квартирка, тут недалеко…

Клара снова позвонила, и снова возникла та же девица.

– Я вам сказала, – начала девица, но Клара с силой отпихнула её и ворвалась в квартиру.

Она, видно, здесь была когда-то, потому что сразу обнаружила дверь в комнату Брауна. Клара распахнула дверь.

Браун сидит в кресле.

– Дедушка, – говорит из-за спины Клары девица, – она меня толкнула…

– Ступайте, Анжела, – отвечает Браун. – Клара, закройте дверь.

– Мне ничего не надо от тебя, – говорит Клара. – Скажи, где он, и я уйду.

– Присаживайтесь, Клара. Давно ли вы в Санкт-Петербурге? Какими судьбами? Вот видите, я оказался прав, а не вы. Я родился в Петербурге и умру в Петербурге. Я пережил Ленинград! А вы сбежали – чужого киселя хлебать.

– Презирайте меня сколько вам угодно, только скажите, где мой мальчик.

– Ваш мальчик! Вы его бросили двадцать лет назад.

– Иеремия, – говорит Клара. – Ты старый человек. Не бери греха на душу.

– Душа, грех… – пожимает плечами Иеремия Браун. – Не понимаю. Человек делает поступки – я понимаю. Ты распутна. Это самое плохое, что может случиться с женщиной.

– Христос простил… – шепчет женщина.

– Христос тебя простил? – удивляется старик. – Ты с ним встречалась?

Клара молчит.

Лера и Космонавтов поднимаются по крутой узкой лестнице на самый верх старого дома. Наверху, на крошечной площадке, только одна дверь.

Лера стучит.

– Федя! Федя, ты дома? Это я.

Федя открывает.

– Так и знал, что ты придёшь.

– Это со мной, – показывает Лера на Космонавтова. – Прикольный мужик. Хотел с тобой познакомиться.

Космонавтов церемонно раскланивается.

– Брат Иван.

Федя удивлённо поднял брови, но ничего не сказал.