Вред любви очевиден (сборник)
Шрифт:
– У него собака сегодня… – делает жест Ксана, тихо объясняя Кларе происходящее. – Собака Дора… Мы закопали…
– Дора? – говорит Браун. – Где Дора? Дора!
Замолкает, глядя перед собой.
– Я всё поняла, – шепчет Варя Ксане. – Это кодовое слово: Дора. Он сразу отключается.
– Иеремия, – теребит Клара руку Брауна. Бесполезно.
– Ну что вы наделали, девочки, – говорит Клара. – Он был в сознании, всё понимал…
– Это ваш родственник? – спросила любопытная Ксана.
– Дед. Из обрусевших англичан,
– А в чём ваша проблема? – спрашивает Варя.
Клара испытующе смотрит на девочек.
– Вы такие молоденькие… вы не поймёте… я сына ищу.
– Потеряли сына?
– Не потеряла. Оставила сестре двадцать лет назад, когда вышла замуж и уехала за границу. Ему теперь двадцать три года… моему Феде…
– Феде?? – спрашивают разом Ксана и Варя. – Как фамилия?
– Фамилия была как у меня и сестры – Вольский, а потом они переменили и не сказали мне ничего.
– Варь, может… – говорит Ксана.
– Нет, – отвечает та. – Невероятно. Чушь.
Лера, Федя и Космонавтов идут к загадочному Гейнрихсу. Космонавтов что-то бурно рассказывает, машет руками.
Между тем Александр Гейнрихс, молодой человек двадцати четырёх лет, в спортивных трусах, хорошо сложённый, с развитым телом, лежит на раскладушке в комнате, где нет ничего, кроме весьма приличного компьютера и музыкального центра. Книги в стопках, некоторые спортивные принадлежности – ролики, мяч, массажёр – на полу в углу. Лицо Гейнрихса бесстрастно.
Эльвира и Юра подходят к Юриному дому.
– Пришли! – смеётся Юра. – Мы с тобой ходим, как журавль и цапля.
– Сам цапля, – огрызается девочка.
– Да это сказка.
– А, русская сказка. Ну и чего там?
– Да они ходили друг к другу туда-сюда. Сначала журавль говорит: цапля, выходи за меня замуж, а она: нет. Потом она передумала и пошла к нему, а он говорит: всё, я обиделся. Потом опять он к ней пошёл…
– И чего?
– Так и ходили. То она не согласна, то он.
– Ну, дурь какая! У нас так не бывает. У нас если женщина решила – так решила, всё, больше никаких. А что это: туда-сюда, думала-передумала…
– Ты так и не сказала, у кого это – у вас.
– А ты с мамкой в одной комнате живёшь?
– Нет, у нас две.
– А вода есть горячая?
– Есть.
– Помыться можно… – мечтательно говорит Эльвира.
– Ладно, пошли, – говорит Юра. – Сейчас самая гадючая соседка на дачу поехала. Может, проскочим как-нибудь по-тихому.
– Почему бы вам не обратиться в частное сыскное агентство? – объясняет Кларе Варя. – Человек в полицейском государстве всегда оставляет бумажные следы.
– Я вчера только приехала, – отвечает Клара. – Так что агентство… они сюда, к деду, и придут, и что?
Браун очнулся.
– Прошу прощения, мне пора ужинать, –
Браун чинно достаёт из буфета старинный фужер тонкой работы и бутылку дешёвой водки. Наливает водку в фужер и медленно, со вкусом пьёт.
– Господин Браун, до свиданья, – говорят, переглянувшись, девочки.
– А пожалуйста, – отвечает Браун, – заходите. Макулатуры, правда, нет. Я не читаю газет с 29 года.
– Я вам советую прийти в другой раз, – шепчет Варя Кларе. – Хотите, я с вами? Под видом интервью со старейшим жителем.
– Иеремия, – говорит Клара. – Я ещё приду. И не смей мне сторожей выставлять. Я могу и в милицию обратиться! Я на всё готова. Ты меня понял?
Браун не отвечает. Гостьи уходят.
Иеремия Браун наливает себе ещё фужер.
– Анжела! – зовёт он соседку.
– Сегодня прямо Винни-Пух и день забот, – ворчит девица. – Что тебе ещё?
– Концерт, – коротко отвечает Браун.
– Ну? – строго спрашивает Анжела.
Браун вынимает из буфета серебряную десертную ложку, даёт Анжеле.
Анжела, покрутив ложку, суёт её в трусы, снимает майку и джинсы, остаётся в белье.
– Верю я? – интересуется Анжела. Браун кивает.
Анжела становится в позу и поёт:
– Верю я, ночь пройдёт, сгинет страх,Верю я, день придёт, весь в лучах.Он пропоёт мне новую песню о главном,О не пройдёт, нет, лучистый, зовущий, славный —Мой белый день!Браун довольно покачивает головой и притоптывает ногой.
Сколько зим ночь была, сколько лет, —выпевает Анжела. —
Будет жизнь, сгинет мгла, будет свет!Федя, Лера и Космонавтов входят к Гейнрихсу.
– А мы к тебе, Саша, – говорит Федя. – Лера давно хотела тебя видеть, и вот у нас гость из Швейцарии, писатель Иван Космонавтов.
Космонавтов раскланивается. Гейнрихс садится на раскладушке, смотрит на посетителей.
– Пришли как к больному. Я не болен.
На единственный стул у компьютера села девушка, а Федя и Иван присели на пол. Космонавтов взял в углу мячик, подбрасывает его.
– Я здоров, – говорит Гейнрихс. – Мои выводы сделаны путём безупречного логического анализа. Они неопровержимы.
– А давайте я опровергну? – с готовностью вызвался Космонавтов. – Где выводы? Подать их сюда!
Гейнрихс презрительно посмотрел на него и снова улёгся.
– Саша построил теорию, – нехотя объясняет Федя, – что русские – это второстепенная порода людей, не имеющая значения в истории, и в качестве русского совершенно не стоит жить.