Вредитель
Шрифт:
Глянув на циферблат в гостиной, Уильямс обомлел – шёл седьмой час вечера. Питер сам не ел, но и для Кэндис ничего не купил в магазине.
«Что-то я часто напиваюсь в последнее время…», – подумал он, тяжёлой поступью зашагав на кухню.
– Она же всё приготовила! – Пит обнаружил на кухне накрытый полотенцем противень с высоченной лазаньей и хлопнул себя по лбу: – После такой бредятины можно и собственное имя забыть… Умница, Кэндис!
Подняв полотенце, мужчина взял со столешницы вилку и хотел было залезть туда без всяких церемоний – прямо здесь и сейчас, – но вспомнил про обещание миссис
– Ладно, подождём… – сказал Пит и сел у окна, подперев кулаком подбородок.
Ждать пришлось не долго – через полчаса у их подъездной дорожки раздался характерный басовитый выхлоп «Блейзера». Мистер Уильямс накинул халат и пошёл встречать жену…
– Так что, к твоим работам снова не было вопросов, дорогой? – Кэндис отрезала большой кусачек лазаньи и лукаво посмотрела на Питера. – Мы ведь договаривались поговорить о твоих делах, так ведь?
Питер медленно прожевал тесто, прокрутив в голове несколько вариантов ответа на вопрос. Остановившись на самом подходящем, он проглотил пищу и сказал:
– В Нью-Йорке сидели педики, Кэндис, которые ничего не понимали в искусстве. В Канзас-сити, конечно, тоже люди умом не блещут, но они хотя бы проще относятся к моему стилю…
– Питер, ты чего… – Кэндис испуганно посмотрела на своего мужа.
– Да, милая, – покивал ей Питер, и с ещё большей уверенностью в голосе продолжил: – У критиканов в больших городах слишком большие претензии, а у парня из музея даже нет академического образования. О каких вопросах тут может идти речь?
В годы обучения в академии Уильямс обожал читать детективы. Кто-то брал в библиотеке биографии известных художников и их сочинения, а Питера всю студенческую жизнь преследовали две фамилии – Чейз и Чандлер. Благодаря этим двум романистам Питер Уильямс, находясь на расстоянии шести тысяч миль от США, всем сердцем полюбил Нью-Йорк с его опасными районами, шумными улочками и гангстерскими разборками, а также загорелся желанием побывать на побережье Лос-Анджелеса, потрогать пальмы и выпить стаканчик классического Мартини. Мечты постепенно забылись, уступив вакантное место будням художника в американской глубинке, однако кое-что, связанное с долгими вечерами в библиотеке академии, он взял на вооружение и использовал до сих пор.
Читая суровые детективные истории, художник приметил одну любопытную вещь: чем грубее и небрежнее будет сказана ложь, тем больше шансов, что в неё поверят. Так делали многие мафиози – разумеется, правда всплывала лишь когда за них брался главный герой произведения, смышленый детектив-сыщик, однако на счастье Питера его супруга работала не полицейским, а посредником финансовой компании. Пит считал, что его план по сокрытию постыдных неудач с выставками безупречен, поскольку он использовал все исходные для создания «идеального обмана»…
– У меня есть к тебе одно дело, – сказала Кэндис, задумчиво посмотрев куда-то в сторону миски Сименса, – ты не мог бы…
Питер напрягся, перестав жевать.
– Ты не мог бы завтра зайти в аптеку «Уолгринс», к Дороти? Я заказала нам лекарственные травы из Камбоджи…
– Лекарственные травы? – с набитым ртом переспросил
– Что значит ТАКИМ, дурачок? – Кэндис засмеялась. – Она просто помогает своему отцу продавать бергамот…
– Без проблем, – ответил Питер, чувствуя кожей смутную опасность, исходящую от этой, казалось бы, невинной просьбы. – Только не забудь оставить мне наличку и предупреди её, что я зайду. Вряд ли она узнает меня таким побритым.
Кэндис отрицательно покачала головой и улыбнулась Питеру, погладив его гладкую щеку.
– Не всё так просто, медвежонок. Дороти заболела, и мы с ней правда договаривались на наличный расчёт. Меня задержали из-за той крупной сделки, я совсем замоталась, спешила к тебе на ужин, и вот забыла снять наличку. Завтра, скорее всего, я тоже задержусь… В общем, ты зайдёшь к её сестре – Марго, заплатишь ей своими деньгами.
Миссис Уильямс подняла правую руку и торжественно произнесла:
– Обещаю вернуть тебе всё до единого цента!
Теперь настала очередь Питера качать головой – он сделал это ещё энергичнее, чем девушка.
– Кэндис, я бы с радостью зашёл, но у меня завтра выставка.
– Ещё одна? – недоверчиво пробормотала Кэндис. – Ты мне не говорил…
– Ещё одна, – ответил Питер и решил добавить: – Я говорил тебе сегодня за обедом, с которого нам пришлось в срочном порядке эвакуироваться, но ты, похоже, забыла…
Кэндис внезапно побледнела. Закрыв лицо руками, она согнулась над кухонным столом и тихо заскулила. Питер с самого их знакомства заметил, что Кэндис не умеет нормально плакать, как хаски не умеют нормально лаять – эту аналогию он услышал в Чехии, и едва ли смог бы перевести её на английский. Поговорка всегда казалось ему странной, но прекрасно передавала особенность его жены: вместо привычных звуков плача Кэндис всегда издавала что-то странное, похожее на собачий скулёж.
В такт его мыслям девушка снова заскулила. Уильямс встал из-за стола и нежно обнял её.
– Ну, что случилось? – прошептал он, погладив её по голове.
– Я… Питер, я снова всё забыла… – всхлипнув, она прижала его руку к своей мокрой от слёз щеке. – Я совсем не хотела тебя обидеть сегодня! Просто заказ от конторы, это здание – мы давно не могли его продать, и я… Прости меня за то, что я совсем не уделяю тебе времени и плачу тут как дура какая-то…
Кэндис посмотрела на него таким взглядом, что Питеру стало дурно от своей выходки. А ведь она даже не догадывается, сколько месяцев подряд он врёт ей прямо в глаза… И виноват в её слезах только он один. Тем не менее, каким бы виноватым Питер себя не чувствовал в этот момент, он сказал следующее:
– Я совсем не обижаюсь на тебя, Кэндис… – наклонившись, художник поцеловал её в солёные губы.
– Правда не обижаешься, Питер? – она шмыгнула носом и заулыбалась, – Правда, да?
– Правда, – кивнул Питер. – Я постараюсь завтра забрать твои… Наши травы. Что-нибудь придумаю, может, попрошу перенести встречу на выставке.
– Нет-нет, не бери в голову, – Кэндис вытерла слёзы тыльной стороной ладони, – на перерыве я сама съезжу к Марго, а потом вернусь. Я же знаю, что ты очень долго шёл к тому, чтобы твои картины начали публиковать. Я не хочу мешать твоей карьере…