Вредно для несовершеннолетних
Шрифт:
Толман вторит этому утверждению, более недвусмысленно в отношении секса. «Мальчикам дают так мало инструментов для того, чтобы осознавать связь между сексом и любовью, что они тоже запутываются с этой связью». И все же она не теряет надежды. «Я просто должна верить в то, что часть человека - быть глубоко связанным с другим человеком. А это одно из того, что мы получаем в сексуальности».
Незнание не является чем-то «недостойным мужчины». Оно способно открывать ключи к вожделению
«Если среднестатистическому мужчине трудно спросить, как проехать куда-либо [когда он за рулем], можно представить себе, чего ему стоит отбросить свою браваду и эго, чтобы спросить что-либо насчет секса», - комментировал Элвин Кохолл, директор Гарлемского центра содействия
Несколькими месяцами позже, разговаривая со мной в маленьком кабинете клиники для молодых мужчин нью-йоркской Пресвитерианской больницы («базовая больница», или университетская клиника, Колумбийского и Корнелльского университетов - прим. перев.), коллега Кохолла Брюс Армстронг с ним согласился. «Мы так мало разговариваем друг с другом», - сказал этот врач, вздыхая. Это еще мягко сказано. Проведенный в середине 1990-х годов опрос тинейджеров, имевших сексуальный опыт, показал, что лишь треть из них разговаривали со своими партнерами (партнершами) о контрацепции и 40 процентов разговаривали о безопасном сексе, но каждый пятый ждал того момента, когда уже все случилось, прежде чем начать разговор. «Мы едва ли когда получаем возможность выслушать друг друга в ненапряженной атмосфере», - говорит Армстронг. Очевидно, атмосфера постели в момент полового сношения не является ненапряженной для многих подростков.
Клиника, которой руководит Армстронг, дает такую атмосферу. «Одна из на самом деле замечательных особенностей нашей клиники - в том, что, когда парни хотят поговорить с женщиной об их телах, наш женский персонал всегда готов к этому. Они хотят знать, на что похожи ощущения при женском оргазме, как ощущаются беременность и роды.
– Он прервался, чтобы обсудить что-то с одной из практиканток, составляющих дополнительный персонал, с молодой американкой пакистанского происхождения, затем вернулся к нашему разговору.
– Это не какие-то особо "чувствительные" парни. Это типичные такие мачообразные ваши парни в мешковатых штанах из Вашингтон-хайтс и Северного Гарлема» - низкодоходного района Верхнего Манхэттена, населенного, в основном, американцами африканского и доминиканского происхождения, обслуживаемого больницей. Он сделал паузу, восхищаясь этими молодыми людьми, которых он называет «наши ребята». «Однако они задают такие пронзительные вопросы».
Эти молодые люди, очевидно, нашли не многих взрослых, с кем можно было бы откровенно поговорить о сексе, и меньше всего это могли бы быть их семьи. Как я уже отмечала, семей, имеющих для этого желание и способности, мало. Но они есть. Для одной из таких семей суть подхода ко всему - в том, чтобы создать атмосферу, в которой не знать - нормально. Та семья - невероятное домохозяйство, растящее Джереми Перголезе, которому было одиннадцать лет, когда я познакомилась с его родителями. В двух отдельных, населенных однополыми парами домах мать Джереми Кэроль и ее партнерша Бет Стайн воспитывают Джереми совместно со своими друзьями (а теперь и юридическими соопекунами) Джедом Марксом и его партнером Дэвидом Бутом. Трое из этих четырех родителей имеют профессии, связанные с сексом: Кэроль и Джед работают в одной клинике репродуктивного здоровья, а Дэвид - психотерапевт и профессор сексологии. Ввиду необычности их семьи и того, что они лесбиянки и геи, эти матери и отцы находят необходимым - и более или менее естественным - воспитывать эмоционально выразительного и сексуально информированного мальчика. Главное правило, говорит Джед: «Какие бы вопросы он ни задавал, мы говорим ему правду. А также мы говорим ему вещи, про которые он не спрашивает».
Какие вопросы он задает? «Я слышал, что можно заниматься сексом больше чем с двумя людьми одновременно. Как это делается?» (Ответ Джеда: «Представь себе трех мужчин, шесть рук, три пениса». Джереми: «Оохх, понял».) В других, менее прямых, вопросах проявились тревожности Джереми по поводу сексуальности его отцов. «Папа, у тебя есть СПИД?» - спросил он Джеда в пиццерии, когда ему было семь
Сидя со мной в ресторане, Кэроль рассказала, что семья Джерри предлагает ему идеи того, как жить и любить, также и в более обычном смысле. «В наших двух домах он видит две радикально различные модели, - объяснила она.
– Мы с Бет совершенно домашние. А там у них [у Джеда с Дэвидом] - свобода и независимость. Джереми не хочет, чтобы мы с Бет разошлись. Он думает, что пара - это нормально». Она благодарна «парням» за то, что те более откровенны в разговоре о сексе, который у нее вызывает больше смущения. Но, добавляет она, «я хотела бы, чтобы он был готов к эмоциональной части. Что если девочка влюбится? Что если ты влюбишься? Ты просто хочешь «делать это», или это в рамках постоянных отношений? Жестокий факт состоит в том, что он не будет ждать, когда будет готов. Большинство людей начинают заниматься сексом, когда они не готовы».
Просто быть сыном родителей - уже репетиция для мальчика в комедии и трагедии любви, думает Кэроль. «Вся сила, любовь и страх - те элементы, из которых потом вещи делаются сексуальными - уже есть, когда родители есть». При этих словах ее лицо смягчилось, как у женщины при мысли о любимом или у матери при мысли о сыне. «У нас "экзотические" взаимоотношения, но мы, должно быть, что-то делаем так, как надо. Или, может, нам просто повезло. Джереми - смешливый, обнимчивый, поцелуйчивый, забавный, интересный малыш. Он не боится чувствовать».
Дэвид ставит это в заслугу Кэроль и Бет, Джеду и себе в большей мере, чем просто стечению обстоятельств. У него ведь тоже были родители, напомнил он мне, а он не вырос столь же открытым для целого диапазона чувств, как это выглядит в случае Джереми. Доступность родителя для любых вопросов о сексе имеет отношение к чему-то гораздо большему, чем просто к сексу, настаивает Дэвид. «Если ребенок узнаёт, что не нормально спрашивать про секс, он переводит это в "не спрашивай про другие не-нормальные вещи, которые могут возникнуть", - говорит он.
– Это идет гораздо дальше секса. Это позволяет поддерживать открытую коммуникацию о том, что известно, и о том, что не известно. Ребенок усваивает, что нормально не знать, "терять лицо", быть озадаченным, испытывать двойственные чувства».
Растущий в домах, где маргинализированное вожделение «нормально», и в то же время посещающий школу, где оно «ненормально», Джереми, вероятно, уже сейчас более спокойно чувствует себя в отношении двойственности и конфликтов, чем большинство детей. («Твой отец - гей», - как-то раз язвительно заметил другой мальчик на детской площадке. «Да, я знаю, - ответил Джереми.
– Ну и что?») Видя разные сексуальные стили и способы выражения среди друзей своих родителей и зная, что он сам может как последовать по стопам своих отцов, так и не последовать, он учится тому, что вожделение непредсказуемо, лично, изменчиво и обширно в своих возможностях.
Гендер дает фиксированные точки отсчета и оборонительные средства против неоднозначностей и неизвестного сексуального будущего. Нетрудно понять, почему большинство ребят крепко цепляются за строго конформистские стили маскулинности и фемининности. Бросать вызов определенностям гендера - может приводить юных в замешательство на короткое время, но способно обогащать их жизнь на дальнюю перспективу. Спокойное отношение к неизвестному, быть может, - самый важный союзник в том, чтобы с пристрастием допрашивать вожделение и удовлетворять его на протяжении всей жизни.