Времена года
Шрифт:
Постепенно люди за столом начали разговорить. После третьей Андрей почувствовал, что алкоголь ударил в голову. Ощущалось легкое кружение, и захотелось на свежий воздух. Он встал и вышел в прихожую. На вешалке среди чужих курток он нашел свою и достал из бокового кармана пачку сигарет. Затем через кухню прошел на балкон, закрыл за собой дверь, открыл окно и закурил. С восьмого этажа было хорошо видно весь двор: тесно припаркованные друг к другу машины вдоль подъездов, жалкие и замерзшие под тонкой коркой льда и снега лавочки. Все казалось маленьким и убогим в зимней серости дня. Он только сейчас заметил, что весь двор словно перекошен как на сюрреалистической картине. Пространство перед ним с помещенными в него предметами и людьми выглядело нелепым и чужим. Совершенно непостижимо, что раньше здесь было уютно и весело, хотя ведь все также перекошено, просто это не замечалось, являясь чем-то естественным, к чему
Теперь же он стоял здесь наверху, глубоко затягивался сигаретным дымом и странным образом открывал для себя все уродство и безобразие как будто насквозь простреленного мирка. Он уже давно не живет в этом доме, но бывает здесь, конечно, сравнительно часто. Одни и те же лица, хозяева своих квадратных метров, мелькают здесь на протяжении многих лет. Они осунулись и постарели, их дети уже не маленькие мальчики и девочки, но взрослые, устающие и раздражительные люди. В их жизни что-то меняется и вместе с тем не меняется ничего. Им страшно, (но об этом лучше не думать), что вся математика – отныне вычитание. Он еще помнит их другими, большими и очень высокими, полными какой-то безграничной власти всезнания и могущества… тогда в его детских глазах искрилась надежда, что когда-нибудь ему непременно суждено тоже стать одним из них…
На узком балконе Андрей чувствовал себя зажатым между пропастью этажей и квартирой, где из соседней комнаты доносились голоса. Что там можно было обсуждать? О чем вообще можно говорить, сидя за обеденным столом с белой скатертью, заставленным едой и напитками. Смешно, если вдуматься, что человек приходит в этот мир и уходит из него под чоканье рюмок. Хотя нет, когда провожают, не чокаются. Видимо, так разрывается круг… Свет разгоняет тьму, так же, как и тьма поглощает свет, под аккомпанемент застолья: холодную водку, вино, бутерброды, прочие закуски и горячие блюда, сменяющие друг друга, как горе и радость в бесконечной цепи сансарического существования.
Андрей щелкнул средним пальцем по тлеющему в руке окурку, и тот искрящейся дугой полетел вниз. В комнату возвращаться не хотелось. Все что угодно, только не это. Зайдя в прихожую, он снял с вешалки свою куртку, намотал на шею шарф, открыл входную дверь и вышел на лестничную площадку. Он напишет Лизе сообщение, чтоб не волновались – просто ему нужно побыть одному. Выйдя во двор и оглянувшись по сторонам, на мгновение показалось, что он на дне стеклянного сосуда с высоким горлышком, в который еще несколько минут назад с неприязнью заглядывал сверху. Стекло прозрачное, лишь самую малость мутное, как будто чуть запотело от его дыхания. Может возникнуть ощущение, что это даже не стекло, точнее – нет никакого стекла, и путь свободен в любом направлении. Достаточно сделать шаг, чтобы убедиться в собственной свободе. И вот ты его делаешь. Затем еще один. Затем еще… и движешься в определенную сторону, но вдруг случайно в один момент понимаешь, что все это ходьба на месте – стекло все-таки есть, и ты давно в него уперся. Обманутый его прозрачностью, находишься под ним. Куда бы ты ни шел, над тобой и вокруг тебя всегда будет стекло. Весь вопрос только в том, почувствуешь ты это или нет.
Курить не хотелось, но рука машинально потянулась в карман за сигаретой, как бывает всякий раз, когда выходишь из помещения на улицу. Нужно было пройтись куда-нибудь или точнее просто уйти отсюда, но он понятия не имел куда. Поколебавшись еще секунду, Андрей развернулся на месте и быстрым шагом пошел прочь в сторону от дома.
V
Минут через сорок Игорь вышел из "Каблучка" и повернул направо вниз по Екатерининской улице. Он видел, что что-то здесь изменилось, но никак не мог понять, что конкретно. Как будто чего-то не хватало, и при этом все было на своих местах. Новые магазины, бары и кафе не в счет – они не меняют общей картины. Значит, дело в чем-то другом. Он смутно чувствовал, что ответ очевиден и лежит на поверхности, но никак не мог сообразить. Снег больше не шел. К этому времени его нападало уже достаточно много, и под ногами хрустело. Тут, в центре города, ветра почти не было, и легкий морозец казался приятным. Игорь шел довольно быстро. Он пытался сознательно замедлить шаг, но всякий раз невольно ускорял его снова. Ему стало любопытно, и очень захотелось ухватиться за тот момент, когда в нем появится чувство ностальгии или, может быть, что-то похожее на него. Но пока этого не было – только умеренный интерес к внешним изменениям и своей внутренней реакции. Он дошел до перекрестка Екатерининской и Пушкинской улиц. Это место называли "крестом". В теплое время года здесь собиралась молодежь, звучала из баров музыка, играли на гитарах: много людей в чуть приподнятом алкоголем
Постояв на перекрестке несколько секунд, он, свернул на Пушкинскую. Навстречу ему и обгоняя его, мимо шли по своим делам прохожие. Совершенно обычные, смотрящие себе под ноги, торопящиеся и думающие каждый о своем. Игорь поймал себя на том, что заглядывает или, по крайней мере, старается заглянуть некоторым из них в лица, рассчитывая увидеть кого-то знакомого. Это происходило безотчетно, само по себе. И он только сейчас, кажется, догадался, что совсем не случайно – он и прогуляться решил по центру города, чтобы вот так "неожиданно" наткнуться на какого-нибудь старого приятеля, однокурсника, бывшего соседа или коллегу – неважно кого. Очень захотелось вдруг кого-то узнать на улице, посреди рабочего дня, как будто сейчас это десять или сколько-то там лет назад. Игорь слегка улыбнулся – это небольшое наблюдение показалось ему забавным.
Он пошел дальше. Совсем скоро справа от него, сразу за перекрестком будет драматический театр, а, если перед ним повернуть налево и пройти немного дальше к площади Ленина – цирк и блинная (во всяком случае, когда-то она там была). Но он уже знал, что перед театром, не переходя дорогу, свернет направо. Здесь располагался небольшой фирменный винный подвальчик – магазин и дегустационный зал. Одно время они собирались тут по четвергам, и он каждый раз пил белый портвейн. Почему-то у него была абсолютная уверенность в том, что ничего с этим подвальчиком не случилось, он по-прежнему есть и работает.
Так и оказалось – все было на своих местах: и сам подвальчик, и низкий арочный вход в него, и лестница, ведущая вниз.
Очутившись внутри, он обнаружил, что и здесь, в общем-то, также особых перемен не произошло. Поменялся разве что мужчина за прилавком, впрочем, полностью сохранив на лице недовольный вид своего тогдашнего предшественника. Игорь подошел к стойке, взял себе двести грамм Белого Сурожа, минеральную воду и прошел за столик во второй зал. Людей еще мало, но время пока раннее. После шести вечера уже, скорее всего, не останется свободных мест. Во всяком случае, раньше так было всегда. Тогда Игорю нравилось сюда приходить. Тут собирался какой-то особый контингент, довольно разный по составу, но органично вписывающийся в контекст. В основном, культурные выпивающие люди среднего возраста, выпускники факультетов естественных наук и филологи, не спешащие домой сотрудники близлежащих офисов и учреждений, а также просто любители вина и невысоких цен. Захаживали сюда и робкие пожилые джентльмены со своими дамами, большинство из которых имели слегка смущенный вид чистоплотной бедности. Как бы там ни было, люди в винных подвалах совершенно точно отличаются от тех же людей в пиво-водочных заведениях, хотя, безусловно, и среди них есть много универсалов, искусно меняющих векторы своего алкогольного опьянения.
Игорь сделал глоток. Вино имело приятный терпкий, чуть пробковый вкус. Он вспомнил, что в последний раз пил портвейн несколько лет назад. Оказывается, так давно. Время летит все-таки очень быстро, и часто это замечаешь только по каким-то с виду незначительным ориентирам, полумоментам, из которых состоят дни, недели и годы. Еще один глоток. Вино согревало внутри и, как всегда, давало ощущение комфорта. Он почувствовал, что очень близок к состоянию легкой, контролируемой грусти. Нужно было лишь немного отпустить мысли, и в нем начнет появляться уже утраченная иллюзия сопричастности с местом, где он находится, всем городом и, в первую очередь, самим собой, некогда бывшим его жителем. Это как смотреть на свою старую фотографию, запечатлевшую тебя, каким ты уже никогда не будешь, и на которой ты всегда счастливее, чем есть сейчас.
Стрелки на часах показывали уже почти пятнадцать минут шестого. Самое начало вечера. Игорь не был уставшим или сонным, поэтому и возвращаться в гостиницу смысла не видел, да и не хотелось совсем. Машинально достав из кармана телефон, он начал просматривать контакты. На самом деле, ему и так было прекрасно известно, кому можно позвонить, и делал он это скорее из неуверенности, стоит ли: изначально ведь не планировал с кем-либо встречаться – хотел просто приехать в город по своим делам и через день-два благополучно уехать. Но так уже не вышло – он оказался на похоронах старого товарища, видел Андрея и его сестру. Это не выбило из колеи, конечно, но на время как бы немного оглушило, перепутало все ощущения. Теперь уже, наверное, не получится сделать вид, будто ничего его тут совсем не касается.