Времена и люди
Шрифт:
После неожиданно родившегося в ней нового чувства она больше не следила за сценой, ее глаза неотрывно смотрели на лицо, источающее крайнее утомление, лицо человека, нагнавшего страх едва ли не на всех людей в долине Струмы: он пугал их своей неисчерпаемой энергией и беспощадностью к себе и другим.
В антракте в фойе она принялась рассказывать Филиппу о только что испытанном чувстве и, еще не кончив, увидела их — Сивриева и Милену, направляющихся к буфету. Милена в вечернем бирюзово-зеленом платье, волосы зачесаны вверх, оставляя открытой длинную нежно-белую шею. Она была настолько
В тот же момент она увидела и Маряна Генкова с женой — идут навстречу Сивриевым. Насколько секретарь тяжеловесен и неповоротлив, настолько энергична, жизнерадостна и подвижна его жена.
— Сложи их, раздели пополам — и два нормальных человека, — тривиально пошутил Филипп.
— А Сивриевы?
— Там все иначе. Да к тому же я почти совсем не знаю ее.
— Ты хотел бы иметь такую… жену? — спросила Сребра, заметив, что Филипп, как и большинство мужчин, не спускает глаз с Милены.
— В каждой женщине своя прелесть, — уклонился он от ответа.
Звонок приглашал занимать места, когда Филиппа наконец осенило спросить ее, не пойти ли им в буфет.
— В следующем антракте, — сказала она, улыбнувшись, и первая пошла к широко открытым дверям зала.
После спектакля все югнечане собрались за театром, где их ждали джип и крытый брезентом грузовик.
XX
…Мечтаю о настоящей зиме, с морозом: вся земля, насколько хватает глаз, покрыта снегом, синим, сверкающим… Это ее слова, так она сказала больше месяца назад. Тогда Югне тонуло в сырости, серости, непроходимой грязи. Поутру капли воды серебрились под стоками крыш, а днем бормотала капель. Серединка на половинку — ни зима, ни лето, впрочем, вся зима здесь такая же.
А сегодня у него в руках две путевки, и, держа их перед собой, он вошел в «гостиную». Старая традиция — рюмочка сливовой, — которую он подзабыл, пока жил один, восстановлена; и каждый вечер, прежде чем войти в кухню, он открывает дверцу буфета и выпивает рюмку-другую чудодейственного питья, которое снимает усталость, делает его веселее, добрее. Сегодня он заслуживает, безусловно, две рюмки.
Он не услышал, как открылась дверь, увидел жену уже посредине комнаты и, так как руки были заняты, кивком показал на стол. В первый момент Милена замерла, не веря глазам, потом схватила два листочка бумаги и бросилась в кухню:
— Папа принес путевки! Путевки в Пампорово!
Позже, уже когда легли, Милена спросила шепотом, можно ли вернуть путевки. Вернуть?.. Работы сейчас и вправду невпроворот, но никому до сих пор, в том числе и жене, он не позволял жалеть себя. Это унизило бы его в собственных глазах. Да и что за человек, который не в силах самостоятельно пронести по жизни свою долю ответственности? Да, долю ответственности. Он с кем-то говорил об этом… С кем? Вспомнил: с бай Тишо. Тот думает так же, доходя до крайности, утверждая, что вне этой ответственности нет жизни. Естественно, встречаются люди, не разделяющие такую точку зрения. Один из них — Симо Голубов, чья житейская философия куда как удобна: человек является в мир, чтобы прожить ему отведенную жизнь, а жизнь может сложиться и так, и иначе; как запрограммировано, так пусть и идет. Милене подобные
Она полежала молча и вернулась к прежней мысли: ехать по путевкам — уехать слишком надолго и далеко. Это слишком большая жертва с его стороны. К тому же в Пампорове шумно, толпа… Какой уж там синий снег! Там все утоптано!
— Я хотел обрадовать тебя и Андрея. Ты же упрекала меня, что ребенку нечем будет вспомнить отца. Ты права. Никакой заботы о вас.
Она придвинула подушку и уткнулась ему в плечо.
— Хорошо, хорошо. Делай как знаешь… А помнишь, ты говорил, что какой-то твой знакомый имеет хижину недалеко от Семкова?
— Бай Сандо.
— А что, если туда? Вместо Пампорова?
— Можно бы… Но там глушь, никаких удобств. Ты же всегда ценила комфорт.
— Ничего страшного. А тебе комфорт и вовсе не нужен. Правда?
Для Семкова особых приготовлений не нужно. С утра Милена накупила продуктов, собрала самое необходимое и начала укладывать все в два больших чемодана. Возвращаясь с работы, Тодор встретил во дворе молодого хозяина.
— Поздравляю, — поклонился Илия. — Слышал от Андрейчо, на курорт едете. Позавидовать можно. Однова живем. Так хоть раз душу отвести! А то работа да работа. А у тебя еще и из-за других нервотрепка…
Он шагнул к лестнице, не дослушав, и тут же в спину ударил шепот: «Идиот!», он резко повернулся и увидел угодливую улыбочку.
К середине дня они приехали в большое, красивое село, укрывшееся в одной из складок южной Рилы, засыпанное чистым, нетронутым снегом. Отсюда начинались горы, в пятнадцати километрах выше будет Семково. Они остановились на площади и пошли в ресторан обедать. Ангел поел на скорую руку и вышел. Через четверть часа он доставил информацию: хозяин хижины спустился с гор, наверху никого нет, закрыто.
Сивриев, вспомнив, где живет бай Сандо, пошел к нему. Хозяин встретил радостно, но, узнав, чего он хочет, нахмурился.
— Дела, Тодор, такие. Я сюда спустился борова заколоть. Людей уж позвал, отбой бить неудобно. Но… по правде сказать, и был бы я там, так ведь, кроме «Добро пожаловать» и «Вот ваши комнаты», от меня никакого толку. Ты же знаешь, в хижинах каждый сам себя обслуживает. Потому вот тебе ключи, желтый — от входной двери, езжайте и располагайтесь, как самим понравится. Через пару дней к вам поднимусь.
Это еще лучше, подумал Тодор и стал прощаться.
— Погоди-ка, ты, говоришь, с машиной? Повезло, однако. Довезете и для меня продукты. Чтоб на горбу не тащить. Захватишь?
Он сказал, пусть готовит поклажу, и пошел искать своих.
Ангел тоже был доволен «разведкой»: дорога до отеля и до лесничества расчищена. Человек, с которым он говорил, не знал, правда, как дорога от отеля до хижины. Главное — до отеля доедете, а до хижины и пешком недалеко.
Бай Сандо ждал их у ворот.