Временная мама для дочери соседа

Кейн Лея

Теперь нам становится ясно сходство Лизы с Бусинкой. Они обе похожи на отца. Их тянет друг к другу. Поэтому эта малявка находит с ней общий язык. Не капризничает и едва ли не ходит по струнке. Лиза для нее авторитет.

Я вкладываю в ее ручки плюшевого зайца и расслабленно улыбаюсь. Бусинка очень сильная. Немного бледная и уставшая. Но уже просится домой.

— Ты только недавно отошла от витаминок, — говорю ей, поправляя волосики. — Тетя врач просит пробыть тут некоторое время. Чтобы животик больше не болел. Только не вешай

нос. Мы с Лизой будем здесь. С тобой.

Еще никогда моему сердцу не было так тесно в груди. Гонка за бабками, за клиентами, за интрижками потеряла всякий смысл. Меня так долбанул этот аппендицит, что я понял главное — нет ничего важнее и дороже любимых людей. Плевать, если я буду зарабатывать меньше, а в светских кругах не будут знать моего имени. Лишь бы моя Бусинка была здорова и счастлива.

— А кто играл с моим зайчиком? — хмурится она, надувая щечки.

Черт, ну и позорище. Стыдно признаться, что это я, взрослый дядя, истрепал игрушку. От нервов.

— Когда тебя выпишут, купим тебе все, что захочешь, — предлагаю довольно соблазнительную сделку.

— Квадроцикл, — не теряется мое прооперированное чудо.

Лиза, стоя у окна, тихонько усмехается. Моя дочь меня уделала.

— Ладно, — тяну улыбку, прикидывая, сколько стоит эта хотелка, и сколько седых волос у меня появится, пока мои девчонки будут зажигать на этом звере. — Обсудим это позже.

Бусинка картинно вздыхает. Драму разыгрывать она умеет.

— Теперь у меня будет некрасивый животик и меня не возьмут замуж.

Тебя не возьмут замуж, потому что я тебя никому не отдам, думаю я, но вслух говорю другое:

— Посмотри на Лизу. Разве она некрасивая? А ты будешь похожа на нее, когда вырастешь.

— Да? — Округляются детские глазки. — А так бывает?

— Бывает, — киваю ей, — потому что Лиза твоя…

Поздно соображаю, что перегнул. Бусинка ждет полного ответа. Не моргает. Даже дыхание задерживает. Сказать ей правду о родителях вот так… В четыре года… В послеоперационной… Царев, ты просто паскуда!

— Мама, — договаривает за меня Лиза, подходит к койке и садится на край. — С этого дня я твоя мама, Марьяш.

— Правда? Прям мама-мама? Как настоящая?

— Почему же «как»? — улыбается она, поглаживая Бусинку по ручкам, обхватившим зайца. — Самая настоящая из всех.

— И вы с папой поженитесь?

Да, радость моя, давай, дави на Лизу. Помогай папе завоевать не только маму, но и жену.

Облизываюсь, поглядывая то в одни голубые глазки, то в другие. Готов ладони потереть от предвкушения.

— Марьяш, а тебе не пора отдохнуть? — спрыгивает с темы Лиза. — Тетя врач сказала побольше спать. Так животик быстрее заживет.

— Ты меня обнимешь? По-маминому? Сильно? — просит Бусинка, хлопая ресничками.

Перед этим зрелищем и моя мать бы не устояла. Обняла бы ее. По-бабскому.

Лиза стискивает Бусинку, чмокает ее в щечку, в лобик, в носик, поправляет

подушку и встает.

— Отдыхай, царевна. Мы с папой выпьем кофе и вернемся.

Вслед за Лизой расцеловываю малявку. Не знаю, как Лизе это удается, но Бусинка снова пахнет ею, а не лекарствами. Хочется сгрести их обеих в охапку и рвануть куда-нибудь на море. Только не на тот пляж, где моя мать. Хотя бы на соседний. Чтобы нас, как минимум, море разделяло. Надеюсь, она угомонится, когда увидит Лизу. Пыхтеть на сноху я ей не позволю. Обо мне пусть что угодно городит, но о Лизе не скажет ни слова.

Выходим из палаты, прикрываю дверь и преграждаю Лизе дорогу.

— Что это сейчас было? — интересуюсь вкрадчиво.

— Что?

— Кажется, ты только что согласилась выйти за меня.

— Правда? — выгибает бровь и скрещивает руки на груди. Мучает меня. Изгаляется.

— Разве нет? Ты пообещала Бусинке стать ее мамой. Самой настоящей.

— Заметь, Царев, ее мамой, а не твоей женой.

Собирается обойти меня, но не даю. Тесню ее к стене, чтобы не мешать медперсоналу пересекать коридор.

— Лиза, чего ты ломаешься? Не собираешься же ты быть воскресной мамой?

— Может, я планирую тебя сделать воскресным папой.

— Зубоскалишь? — Ладонью упираюсь в стену, склоняюсь над этой ведьмочкой. — Лиза, не обманывай саму себя. Нам кайфово вместе. Только представь, вернешься ты в свою квартирку. Одна. Без нас. А там Арсений…

— Есения…

— Простите, Христа ради. Есения с напоминашками о Валере .

— Кто такой Валера? — хитро дергает уголками губ.

— Да есть один пилот с обломанными крыльями в свободном падении.

Она смеется и соблазнительно прикусывает губу. Утащить бы ее сейчас с глаз и не выпускать из объятий, пока силы не кончатся.

Стиснув зубы, хрипло рычу. Воспоминания вчерашнего совместного душа лезут под кожу. Она может сколько угодно ломаться, но я уже знаю ответ. Лиза без меня и дня не проживет.

— Константин, — прерывает нашу беседу Кайсаров, — как Марьяша?

— Хорошо, — отвечаю, не глядя на него.

— Тогда предлагаю всем нам сесть и поговорить.

— Это будет очень долгий разговор.

— Мы никуда не торопимся.

Смотрю Лизе в глаза. Романтизм момента заметает следы. Не горю желанием базарить с Кайсаровым, но понимаю, что Лизе нужен этот разговор. Они с матерью должны помириться.

— На цокольном этаже есть кафешка, — отвечаю Кайсарову. — Ты же не побрезгуешь сосиской в тесте, Иван Григорич?

— Ждем вас там.

Он уходит, и Лиза выдыхает.

— Знаю, тебе обидно. Я тоже бычусь, когда моя мать заходит слишком далеко. Но как отец скажу, я чувствую себя ничтожеством, когда Бусинка на меня обижается. Твоей матери тоже тяжело. Тебе не обязательно прощать ее прямо сейчас. Просто выслушай ее, дай шанс. Вдруг другого случая не представится.