Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III
Шрифт:
Умолчим о ходе военных действий в Германии, раздираемой тогда тридцатилетнею войною; подвиги Горна, Баннера и Торстенсона не имеют никакого отношения к предмету нашего труда. Обратим внимание читателя на гражданское благоустройство Швеции и представим ее в том виде, в каком государство это было сдано правителями его королеве Христине при достижении ее совершеннолетия. Горное дело и открытие новых рудников были если не новым, то значительно умноженным источником государственных доходов. Города и села в архитектурном и санитарном отношениях преобразились к лучшему; науки, искусства и промышленность были доведены, несмотря на военное время, до цветущего состояния. Одновременно с возвышением своего королевства развивалась умственно и Христина. С 1642 года она начала принимать участие в заседаниях государственного совета, причем выказывала прозорливость, редкий ум и высокие дарования человека государственного. 8 декабря 1644 года она была объявлена совершеннолетнею и вступила в управление королевством как государыня самодержавная. При собрании государственных чинов Христина заседала на серебряном троне, подаренном ей графом Магнусом Гавриилом де ла Гарди, сыном покойного коннетабля. В народе ходила молва, будто молодая королева оказывает графу особенную благосклонность; за границей по этому поводу ходили слухи довольно оскорбительные для репутации. В сущности, граф Магнус ей нравился, но расположение ее к нему не переходило за пределы благоразумия. Сын Якова де ла Гарди
Желая поддержать достоинство своей королевы, де ла Гарди истратил при парижском дворе на 400 000 франков свыше суммы, ассигнованной ему на издержки. Вследствие этого Христина принуждена была прибегнуть к внешнему займу у города Гамбурга чрез посредство министра Адлера Сальвиуса. По возвращении на родину де ла Гарди был особенно обласкан королевою; они виделись очень часто; он сопровождал Христину в ее прогулках, и в сердце честолюбца закралась мысль быть ее супругом. Какие были объяснения между королевою и ее подданным, чье нескромное ухо могло их подслушать? Историк на подобные вопросы может отвечать предположениями более или менее основательными. Живя рассудком, Христина была не способна на увлечение сердечное, настоящее представлялось ей всегда залогом будущего. Брак с графом де ла Гарди мог восстановить против королевы и дворянство, и народ; бывали примеры, что короли в Швеции женились на своих подданных, но при подобного рода браках супруга пользовалась титулом королевы по мужу, Королева, выходя замуж за своего подданного, должна была во всяком случае нарушить закон: или, вопреки ему, пользоваться званием мужа, или передать ему звание короля наперекор вековым узаконениям. Не желая отдалять графа Магнуса от трона, Христина женила его на двоюродной своей сестре Марии Евфросинии. Брачные пиршества отличались блеском и пышностью; новобрачные были осыпаны щедротами королевы.
Переговоры о мире, который закончил тридцатилетнюю войну, заняли ум Христины и отвлекли ее сердце от несвойственных ему нежных мечтаний. По целым дням Христина просиживала в своем кабинете, ведя деятельную переписку с иностранными державами, участвовавшими в переговорах, давая инструкцию своим резидентам и министрам. В 1647 году двоюродный брат ее Карл Густав, возвратившийся из Германии, явился искателем ее руки, ссылаясь на дружбу детства и на свои чувства, нимало не изменившиеся. Христина отвечала, что хотя в детстве она и называла Карла мужем, а он ее женою, но что подобные шутливые прозвища не обязуют ее ни к чему; что замуж она пойдет, когда ей исполнится двадцать пять лет, и что если не выйдет за него, то навсегда останется свободною. Чтобы утешить принца, она прибавила, что назначит его своим преемником. Карл Густав объявил ей, что ему не нужно королевской короны.
— Вы шестью годами меня старше, — заметила Христина, — а между тем восторжены как мальчик, начитавшийся романов.
Однако же настойчивость Карла Густава заставила ее призадуматься над вопросом о замужестве. Происки и интриги графа де ла Гарди отклонили ее от решения выйти за Карла Густава. Она назначила его генералиссимусом шведских войск, находившихся в Германии, куда он снова отправился и вместе с Врангелем одержали ряд блестящих побед над имперцами. Здесь Карл Густав пробыл до 1650 года и возвратился в Швецию уже по заключении Вестфальского мира, по-прежнему, если только не более прежнего, влюбленный в Христину. Руки ее во время его отсутствия искали оба сына короля датского, электор Бранденбургский Фридрих Вильгельм и Ян Казимир, король польский. Всем этим женихам было отказано. Знатнейшее дворянство и народ выражали желание, чтобы королева избрала себе в супруги единокровного принца, всеми любимого Карла Густава, но она постоянно отклонялась от положительного ответа, оправдываясь отвращением к замужеству и любовью к независимости. Однажды, беседуя с приближенными о замужестве, она сказала им:
— Прошу вас не настаивать в нелепом желании. Вы утешаете меня мыслию, что я буду счастливой женой и матерью, и забываете, что от меня, точно так же, вместо Октавия Августа или Тита может родиться Нерон!
В исходе 1649 года, во время съезда государственных чинов в Стокгольме, Христина произнесла в сенате следующую речь:
— Вот уже несколько лет, как меня убеждают выйти замуж. Не могу не одобрить благоразумия тех, которые, любя отечество, желают предотвратить от него бедствия, могущие его постигнуть в том случае, если бы Бог призвал меня к себе по назначении мне преемника. Эта забота всех ближе касается меня, так как счастию родины я посвятила жизнь мою с той самой минуты, как стала управлять королевством. Брак налагает обязательства, мне еще неведомые, и я не могу сказать, одолею ли я когда отвращение мое к ним. Между тем для блага королевства я должна принять меры, не столь полезные для меня лично, зато надежные для его блага: я желала назначить преемника, который будет хранителем подданных моих и попечителем о их счастии. Все качества такого правителя я нахожу в принце Карле Густаве; в жилах его течет королевская кровь, и я желала бы, чтобы на нем остановился выбор народный.
После долгого раздумья сенаторы отклонили предложение Христины; некоторые даже дозволили себе о принце не совсем уважительные отзывы. Один из сенаторов заметил, что назначение Карла Густава в наследники престола нимало не упрочит династии на престоле шведском, так как принц после отказа Христины дал слово остаться холостяком:
— Будьте спокойны, — живо возразила королева, — он женат. Любить можно несколько раз, а корона сама по себе не имеет привлекательности!
Обсуждение вопроса было решено представить на рассмотрение государственных штатов (всенародной думы). Убеждения духовенства и депутатов не могли отклонить королевы от ее намерения, и чем ее более уговаривали, тем более она была настойчива. Выборные от духовенства, граждан и от крестьян утверждали выбор королевы; дворянство было принуждено уступить большинству… В свою очередь, и сенат уступил воле народной и скрепил акт о престолонаследии. Акт этот в главных статьях обязывал наследника и его потомков: 1) повиноваться королеве, как подданные вообще обязаны повиноваться государыне; 2) без ведома королевы и согласия сената не вмешиваться в государственные дела; 3) не иметь притязаний ни на какой особый удел в видах единства и целости государства; 4) довольствоваться поместьями на общих правах дворянства, чиня суд и расправу над своими слугами; 5) в случае получения в наследство какого-нибудь иноземного княжества или герцогства не переселяться в них, а жить в Швеции безотлучно; 6) наследнику в случае женитьбы испросить на то разрешения королевы и сената; 7) при воцарении не нарушать существующих в государстве узаконений; 8) охранять права и привилегии всех сословий вообще и каждого подданного в особенности.
Карлу Густаву дан был титул королевского
Пользуясь мирным временем, Христина изъявила желание приступить к обряду коронации, до тех пор откладываемому. Местом торжества вместо тесного города Упсала она назначила Стокгольм, днем коронации 20 октября 1650 года. За неделю перед тем она удалилась в замок Якобштадт, принадлежавший фамилии де ла Гарди, где была встречена владельцами и тысячами народа, которым дан был великолепный праздник с обедом, на котором были четыре фонтана французского и испанского вина. Вступление королевы в столицу совершилось с необычайной пышностью при звоне колоколов и грохоте орудий, неумолкавших в течение двух часов. Церемония коронации происходила на другой день. Обряд миропомазания над королевою совершил епископ Матиэ, бывший ее наставник; из собора во дворец Христина ехала в золотой колеснице, запряженной четырьмя белыми конями, встречая на пути триумфальные арки по улицам, изукрашенным флагами, коврами и аллегорическими картинами. Турниры, театральные представления, обеды, балы сменялись во все продолжение последних десяти дней октября месяца… Молва о славе и величии королевы Севера разнеслась по всей Европе; ее портреты за границею раскупались нарасхват, тысячи брошюр и панегириков знакомили иноземцев с характером и образом жизни дочери Густава Адольфа.
Христине в эту эпоху было около двадцати пяти лет. Ростом она была несколько ниже среднего, но держалась величаво и при развязности походки отличалась отчасти мужественными ухватками. Ее голубые глаза были весьма выразительны; орлиный нос, прекрасно очерченный рот, ровные, белые зубы вполне гармонировали с чертами лица, озаренного легким румянцем. Голос же был нежен, но она умела возвышать его в случае надобности, и тогда в нем звучали мужские ноты. Случалось нередко, что лицо ее принимало задумчивое выражение, но взгляд никогда не терял ясности и проницательности. Живя в том веке, когда роскошь женских нарядов доходила до баснословия, Христина посвящала своему туалету не более четверти часа и терпеть не могла модных причуд ни в одежде, ни в прическе. Волосы убирала кое-как, обвязывала их лентою и обвивала вокруг гребенки; но эта прическа очень шла к ней. Рукава платья королевы были нередко порваны и запятнаны чернилами. В ответ на намеки о неряшливости Христина говорила: «Занимаются собою те, которым нечего делать!»
Чтение древних классиков, беседу и переписку с знаменитыми ей современными учеными мужами Христина предпочитала балам, праздникам и другим пустым забавам, тратиться на которые в тот век любили государи, по умственным способностям и образованию стоявшие ниже королевы шведской. В эту блестящую эпоху ее жизни она была окружена целым миллионом фаворитов, к которым питала самую благородную, платоническую страсть, истрачивая на подарки им огромные суммы, и при всем том связь королевы с ними делали ей только честь, удваивая славу ее имени, к которому как нельзя лучше шло прозвище северной Минервы. Любимцами этими были: Олай Рудбек, Лудольф, Гейнзиус, Декарт, Паскаль, Гассанди, Бальзак, Менаж, Бенсерад, Скюдери, Гроновиус, равин Маннихем бен Израиль, Сальмазий (Saulmaise), Бошар, Гюэ, Ноде, Беклер и Мейбом — славнейшие ученые второй половины XVII столетия. Христина посещала анатомические лекции Олая Рудбека, славного историка, естествоиспытателя и анатома, которому медицина обязана открытием лимфатических сосудов; Лудольф, Фосс и Гейнзиус по ее поручению и на собственный ее счет ездили в Германию, Францию и Италию для покупки книг и манускриптов, которыми обогатили королевскую библиотеку, составленную Христиною из библиотек Гуго Горация, Петотавия, Фосса и кардинала Мазарини. Библиотека Христины всеми учеными Европы была признана за неистощимую сокровищницу по всем отраслям наук и знания. По поводу этой библиотеки считаем нелишним привести странный анекдот, который рассказан в книге ученого Кальме (dom Calmet) «О сновидениях и призраках» и случившийся, по всей вероятности, с ним самим. Живя в Дижоне и трудясь над комментариями к Илиаде, Кальме нашел в поэме один стих, совершенно ему непонятный, и тщетно ломал голову, чтобы разгадать его смысл. Утомленный тяжелым умственным трудом, ученый заснул, и ему приснилась королевская библиотека в Стокгольме, а в ней, в одном из шкафов, на верхней полке книга небольшого формата, в которой загадочный стих истолкован вполне удовлетворительно. Обрадованный открытием, Кальме проснулся; тотчас же записал прочитанное в сновидении и на другой день отправил в Стокгольм к Декарту письмо, в котором, описывая внутренность и расположение шкафов в тамошней королевской библиотеке, просил великого философа уведомить его, верно ли описание и не найдется ли там чудесной книги, пригрезившейся в сновидении. Декарт отвечал, что описание библиотеки — безукоризненно, книга найдена, а в ней на такой-то странице обретен и комментарий на стих из Илиады. Имена Декарта и Кальме, кажется, надежные поруки в справедливости этого события, которое можно называть загадочным до тех пор, покуда физиология не обретет положительных законов великого множества странных явлений нашего организма. Сверхъестественного в природе нет и не может быть по той весьма простой причине, что если что существует, то, конечно, естественно и непременно подчинено каким-нибудь законам природы. В следующих страницах мы еще возвратимся к этому любопытному вопросу. Паскаль, ум всеобъемлющий, Гумбольдт своего века, — изобрел счетную машину, названную им рулеткою или вертушкою, посредством которой можно было решать довольно сложные задачи из четырех правил арифметики. Эту машину он послал в подарок Христине при письме, в котором особенно замечательны следующие строки: «Царствуйте, государыня, несравненная, царствуйте так, как доныне еще не царствовал никто, силою гения вашего и ума покоряя все то, чего нельзя завоевать оружием. По законному вашему праву владычествуйте над областями, вам подвластными; но по правам, даруемым достоинствами вашими, будьте всемирною обладательницею. Если я не подданный ваш в первом случае, то во втором — объявляю всенародно, что считаю за счастье быть таковым и препровождаю государыне первый слабый знак моего подданства!» Вольтер вел переписку с нашей Екатериною Великой, часто льстил ей до раболепства, льстил, как вообще способны льстить поэты… Не таков был Паскаль, и в его письме к Христине нет ни слова приторной лести; он только справедлив. Королева, любезно отвечая Паскалю, в своем письме назвала его «наставником рода человеческого и светочем ученого мира», что было немножко преувеличено… Здесь королева льстила ученому. То же можно сказать и о письме ее, писанном к Гассанди в 1652 году. «Простите, — говорит она, — если письма мои иногда отвлекают вас от трудов или от редких минут отдыха. С вами я совещаюсь как с оракулом истины, во всех случаях, когда имею надобность рассеять мои сомнения; просвещая меня, вы только увеличите мною число людей, достойно вас уважающих. Поверьте, что наставлениям вашим я буду следовать так, как бы я следовала догмату мудрейшего законодателя. Поэтому вы можете судить, как высоко ценю я ваши познания и насколько дорожу уважением и благосклонностью такого великого человека, как вы!»