Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Биркин Кондратий

Через три года по возвращении на родину граф Кэстльмэн был встречен супругой, представившей ему, кроме старшего сына, еще одного — Генриха, графа Грифтона, а через два месяца подарила ему и третьего — Георга… Это было уже слишком, и граф потребовал формального развода, на который Карл II выразил свое милостивое согласие, с условием, чтобы граф выехал за границу и ни под каким видом не возвращался в Англию… Кэстльмэн повиновался; однако же через полгода возвратился, чтобы в сообществе с английскими иезуитами издать «Апологию английских католиков», написанную в довольно возмутительном духе. Автор был арестован и посажен в Башню. Карл II негодовал на Кэстльмэна не столько за сочинение книги, сколько за самовольное возвращение. Арест Кэстльмэна подал повод недоброжелателям короля к изданию множества пасквилей и карикатур, на которое королевская фаворитка изволила надуть губки. Опасаясь ее гнева, Карл II приказал освободить узника, и он удалился в Голландию. В это время Барбара Кэстльмэн вела себя непозволительно… Она меняла любовников ежедневно, чуть не ежечасно; подобно Мессалине, переодетая ходила по разным притонам разврата, выбирая себе в наложники красивых матросов, дрягилей, мастеровых, лакеев… Покупая их ласки за золото, щедро расточаемое ей королем, Барбара обходилась с ним грубо, хуже нежели с последним слугой, а он беспрекословно

ей повиновался. Требовала она денег — и на нее сыпался золотой дождь; пожелала быть герцогиней — герцогская корона была ей пожалована; приказывала королю признавать своими детей, рожденных ею невесть от кого, — Карл II узаконял их, давая им герцогские титла. Эта прелестная леди скончалась в преклонных летах в царствование Вильгельма III. До появления при дворе Карла II Луизы де Керуаль (впоследствии герцогини Портсмут) эта скотообразная женщина имела на него огромное влияние.

Прислужниками и угодниками королевских любовниц были лизоблюды — Сент-Эвремон, Грамон и герцог Бекингэм. Этот смышленый холоп увивался за ними вьюном, пресмыкался перед ними ужом и жабой. Для Нелли Гуин и Молли Дэвис он сочинял песенки и плясал с ними pas de trois на королевских оргиях; прелестной мисс Стьюарт строил карточные домики, рассказывал сказочки и целовал ножки; у Барбары Кэстльмэн целовал ручки и ухаживал за ее собачками… Капфиг в своей книги (La duchesse de Portsmouth) называет Бекингэма «Алкивиадом». Если бы маститый компилятор имел понятие о «Горе от ума» Грибоедова, он, конечно, назвал бы Бекингэма «Молчалиным», это прозвище пришлось бы как нельзя более к лицу этого негодяя. Именно такие слуги нужны были Карлу II; именно подобных приспешников он ценил и щедро награждал. Благодаря протекции графини Кэстльмэн Бекингэм занимал при дворе видное место и пользовался особенным расположением короля.

К этой группе развратниц, проходимок и сводников следует присоединить и побочного сына Карла II (от Люси Уольтерс) Иакова, герцога Монмут. Это ненаглядное детище в своем роде стоило десяти фавориток. Непозволительно надменный со знатнейшими вельможами, Монмут выдавал себя не за побочного, но за законного сына Карла II, распуская слухи, будто король был тайно обвенчан с его матерью. Постоянно нуждаясь в деньгах, он выманивал их у Карла, причем ползал перед ним, целуя ему ноги, уверяя в своей любви и преданности. Получив деньги, милый юноша отворачивался от отца, присоединился к партии недовольных; вмешивался во все заговоры; наушничал, сплетничал, а потом, головой выдавая сообщников, выходил сух из воды. Бекингэм был только гадина, пресмыкающееся; но Монмут — ядовитая змея, которую Карл II отогревал у себя за пазухой.

До 1668 года король довольствовался красавицами доморощенными. На них безрассудно тратил казну, а в оргиях с ними — здоровье. В конце 1668 года в его гареме произошел великий переворот, имевший громадное влияние, как на него самого, так и на дела государственные.

Парламент всеми силами старался, чтобы король вступил в союз с Голландией, еще недавней неприятельницей и соперницей Англии. Этот предполагаемый союз был опасен Франции, и Людовик XIV озаботился, чтобы отвратить его во что бы то ни стало. Посланник его в Англии маркиз Таллар уведомил, что Карл II, видимо, склоняется на сторону парламента и советовал принять меры неотлагаемые. Людовик XIV обратился к посредничеству сестры Карла II, проживавшей во Франции, Генриэтты Английской, герцогини Орлеанской. [74] Он в этом случае рассчитывал, во-первых, на нежную дружбу брата к сестре, во-вторых, на ее дипломатические способности, в-третьих, на ее фрейлин, одна другой красивее, кокетливее и лукавее. Из них отличалась мадемуазель Луиза де К е — р у а л ь, бретанская дворянка, которая вела свой род чуть не от друидов. Судя по портретам, дошедшим до нас, Луиза была огненная брюнетка, с веселыми черными глазками, детски-пухленьким личиком и роскошными, кудрявыми волосами. Ко двору Генриэтты она поступила в весьма молодых годах, и эта школа разврата пошла ей впрок. Теорию (отчасти и практику) кокетства девица Керуаль изучила в совершенстве; от обожателей ей не было отбою, но она настолько была умна и знала себе цену, что все покушения отъявленных волокит двора Людовика XIV — завоевать сердце красавицы — были тщетны. Она приберегала себя для выгоднейшего покупщика, и покупщик отыскался.

74

См. выше.

Чтобы скрыть истинную причину поездки Генриэтты в Англию, Людовик XIV предложил ей сопутствовать ему во вновь завоеванные фландрские области. Прибыв в Остенд, герцогиня Орлеанская со своими отборными фрейлинами села на корабль и прибыла в Лондон, где Карл II, заблаговременно уведомленный письмом, уже ожидал ее. Влюбчивые его глаза с первой же встречи остановились на Луизе Керуаль, и он был пленен, очарован. Изящные манеры француженки, ее умная, бойкая речь, кокетливая стыдливость и уместная развязность — все эти качества, которых не было ни у мисс Стьюарт, ни у Нелли и т. д., не могли не броситься в глаза Карлу II. Услужливая сестрица предложила ему девицу Керуаль в виде награды за союз с Францией, и король не в силах был устоять от искушения. Кавалер Грамон и Сент-Эвремон успешно (да и не впервые) взяли на себя роли сводников, и англо-французский союз был улажен. «Шелковый пояс девицы Керуаль связал Францию с Англией!» — писал Сент-Эвремон к своему другу Ниноне Ланкло. О, милое, старое время, когда женские пояса и подвязки служили узами, связывавшими державы между собой!.. Оставив девицу Керуаль в Англии, Генриэтта возвратилась во Францию и через несколько месяцев скончалась — отравленная (30 июня 1670 года).

Одновременно с воцарением Луизы де Керуаль в будуаре Карла II подвергся опале канцлер граф Кларендон. Одно с другим было отчасти в связи. Кларендон, друг народа и враг деспотизма, человек дальновидный, всеми силами противился англо-французскому союзу. Мог ли он после этого раболепствовать перед Луизой, этой шпионкой Людовика XIV при английском дворе? Верного и честного Кларендона заменил при Карле II герцог Бекингэм. Чтобы читатель составил себе самое верное понятие о способностях этого человека, приводим панегирик Бекингэму, сочиненный Капфигом, [75] автором, обладающим завидным даром выставлять пороки временщиков и фавориток в самом выгодном свете:

75

Duchesse de Portsmouth, pp. 93, 94.

«Король полюбил и удостоил своего доверия герцога Бекингэма, человека с умом любезным и твердым. Под маской ветреника и шутника он скрывал храбрость испытанную

и решимость, необходимую для поддержки самодержавия. Он служил при Кромвеле и от протектора наследовал его презрение к парламенту. Был свидетелем великих событий, совершившихся во время диктатуры Кромвеля, и не мог допустить мысли, чтобы при законных королях, при Стюартах, власть не могла достигнуть той же степени независимости, как и при ее похитителе. Бекингэм, охотник до удовольствий и изящных развлечений, был чрезвычайно мил с дамами: целовал затянутую в перчатку руку герцогини Портсмут точно так же, как, бывало, лобзал колени мисс Стьюарт [76] или строил ей карточные домики; как сочинял стишки и комедии для миссис Гуин, прелестной и прихотливой актрисы, прежней фаворитки короля. У него было то убеждение, что для того, чтобы управлять народом, не следует вести себя подобно строгому траписту, и подвергался лишениям монашеским; правительство должно руководить пороками своего времени, представляя моралистам труд исправлять нравы». Так отзывался Капфиг о герцоге Бекингэме, хваля его способности: «Не поздоровится от этаких похвал!» Заняв при короле должность первого министра, Бекингэм взял к себе в помощники Томаса Клиффорда, за ним следовал лорд Эшли (Шефтесбюри), бывший любимец Кромвеля: при нем ярый республиканец, при Карле II ревностный роялист. Третьим членом министерства был лорд Лаудердэль и четвертым — Арлингтон, талантливый оратор. Эти пять министров-временщиков прибрали Карла II к рукам и смело пошли наперекор справедливым желаниям народным. Враги деспотизма как нельзя лучше охарактеризовали это министерство, составив из имен его членов анаграмму Cabal (крамола) таким образом: Клиффорд (Clifford) — С, Эшли (Ashly) — А, Бекингэм — В, Лаудердэль — L. Первым делом этих заговорщиков против блага народного был договор с королем, в силу которого он обязывался: 1) поддерживать самодержавие против нападок парламента; 2) быть верным союзником Людовика XIV против европейской коалиции. Душой министерства была герцогиня Портсмут (Луиза Керуаль). По ее настояниям король объявил свободу вероисповеданий. Пресвитерианам, пуританам и католикам он разрешил повсеместно строить церкви и говорить проповеди. Герцог Йорк, брат короля, пять лет посещавший церкви английские, объявил себя последователем церкви римско-католической. Ни парламент, ни народ не могли отнестись к этому королевскому указу дружелюбно. Священники английские распустили слухи (и весьма основательные), будто Карл II, повинуясь любовнице-католичке, намерен изменить вере своих родителей. Субсидии, уплачиваемые Людовиком XIV Карлу II, окончательно уронили короля во мнении народном. Министры убеждали его действовать с народом по-кромвельски, т. е. по головке не гладить, а взять его в железные когти; того же мнения была и герцогиня Портсмут; а ей мог ли в чем отказать влюбленный король? Мог ли он ей противоречить, особенно в то время, когда она объявила ему о своем интересном положении. Сын, рожденный ею, при появлении на свет получил герцогские титулы Ричмонд, Леннокс и удостоен был пожалованием королевского герба.

76

Это шаловливое дитя, когда речь заходила о ее прелестях, без церемонии обнажала грудь, ноги и т. д., а под веселый час даже и вся совершенно раздевалась, показывая себя присутствовавшим в виде Венеры Медицейской.

В то же время парламенту было объявлено, что это собрание народное, республика в королевстве, распускается, а затем не замедлило и объявление войны Голландии (1672–1673).

Привязанность короля к герцогине Портсмут день ото дня возрастала. Для нее он позабыл и оставил прежних своих фавориток… О супруге его не говорим: о ней он давно позабыл и думать. Она, бедняжка, приписывала равнодушие к ней супруга не его сатириазическому сластолюбию, а единственно своему неплодию. В самые тяжкие минуты одиночества королева утешалась мыслью, что Карл II привяжется душевно и к ней, если она порадует его рождением наследника; но могла ли она быть матерью, будучи супругой только по имени? Она молилась постоянно, ходила на богомолье в Тибурн в твердом уповании, что Бог явит чудо, внушит Карлу II чувство любви к супруге и разрешит ее неплодие. Эти надежды так и остались несбыточными. Сердце короля до того привыкло к грязи, что ему было бы невыносимо питать в себе чистые, нежные чувства и мирно наслаждаться любовью в объятиях законной жены. Стыдливость и скромность были ему несносны; он жаждал нахальства и цинизма. Только одаренная этими свойствами женщина и могла ему нравиться.

Соперницы герцогини Портсмут ревновали короля к ней и, хоть в складчину, не пожалели бы миллиона, лишь бы свергнуть могучую фаворитку. Франциска Стьюарт и Барбара Кэстльмэн, сами неверные Карлу II, громко укоряли его за измену и непостоянство; но Нелли Гуин в своем негодовании была более их справедлива и логична. Она отважилась вступить с чужестранной красоткой в открытую борьбу и первое время была немаловажной помехой Луизе де Керуаль в ее заискиваниях и ухаживании за королем. Знаменитая чечетка или сорока, прославившаяся своим пером, госпожа де Севинье, уведомляя свою дочку об успехах Луизы де Керуаль при дворе Карла II, говорит: [77]

77

Lettre № 750 de l'editon Montmergue.

«Керуаль, уже герцогиня Портсмут, в расчетах своих не обманулась: желала быть любовницей короля и сделалась ею; родила сына, которого признали и которому пожаловали два герцогства. Она немножко жадна и собирает богатства, впрочем, заставляя, кого может, любить себя и уважать. Не могла она только предвидеть, что ей поперек станет молодая комедиантка, околдовавшая короля. [78] Герцогиня не может его отвлечь от нее, и комедиантка этим хвалится и кичится перед герцогиней, поддразнивает ее и хвастает своими над ней преимуществами. Она молода, хороша собой, смела, развратна и нрава веселого; танцует, поет и на театре представляет не без таланта, у нее есть сын, и она домогается, чтобы его признали. Вот ее отзывы о герцогине: «эта барышня корчит из себя знатную особу, говорит, что все французские вельможи ей родня, чуть который из них умирает, она облачается в траур… Пусть будет так! Но если она знатная госпожа, зачем же она хочет быть потаскушкой (Pourqnoi fait-elle la сateau)? Ей бы следовало со стыда умереть! Я ей не пример, это уж мое такое ремесло, и я за другое не хватаюсь: король меня содержит, и я ему принадлежу; имею от него сына, желаю, чтобы король его признал, и он его признает, потому что любит меня не менее своей Портсмут!»

78

Шутит госпожа де Севинье или — говорит серьезно? чего доброго.