Время демографических перемен. Избранные статьи

Вишневский Анатолий Григорьевич

Подобный взгляд на демографические изменения может показаться абсурдным многим демографам, не говоря уже о политиках или широком общественном мнении, которые убеждены, что они-то уж точно знают, каким должно быть конечное состояние системы и насколько реальное развитие событий не соответствует их картине будущего (обычно списанной с прошлого). В частности, они уверены, что современная очень низкая рождаемость несет угрозу вымирания и уже потому опровергает идею гомеостатического саморегулирования, ориентированного на сохранение целостности системы. Им кажется очевидным, что низкая рождаемость вызвана какими-то сбоями в механизмах самоорганизации, о которых и сигнализирует проницательный демограф, требуя их немедленного ремонта с помощью государственного вмешательства.

Здесь мы сталкиваемся с широко распространенным (конечно, не только в демографии) якобы научным мировоззрением, отводящим науке роль инструмента, с помощью

которого можно «перехитрить» объективные законы природы и общества и добиться желаемых «практических результатов» – «мы не можем ждать милостей от природы» и т. п. Это опускает науку ниже религии, на плечах которой она поднялась. Странно было бы, если бы религиозный мыслитель, считающий, что он через знание или откровение постиг Божественный замысел, попытался ему воспротивиться. Успехи же науки породили немало иллюзий в отношении возможностей человека, включая и банальную иллюзию того, что мир может развиваться по его, человека, собственному замыслу. Но величие науки заключается не в том, что она отрицает «телеологию», а в том, что она проникает в «черный ящик» природы и постепенно понимает, откуда берется «цель». Это понимание можно использовать в практической деятельности, как можно использовать всякое знание. Но не думаю, чтобы кто-либо оказался способен изменить сам механизм формирования цели, который так же недоступен воздействию человека, как механизм возникновения галактик. В этом смысле можно спокойно сказать, ничуть не отрекаясь от научного ви дения мира: все в руце Божией.

Самоорганизация или государственное вмешательство?

Базовая посылка теории демографического перехода заключается в том, что небывалое снижение смертности нарушает тысячелетнее демографическое равновесие и потому делает ненужной и опасной прежнюю высокую рождаемость. А это, в свою очередь, ставит под вопрос смысл множества социальных институтов и установлений, ориентированных как раз на то, чтобы не давать рождаемости снижаться. Тем самым запускается механизм поиска новых форм и норм отношений между полами, между родителями и детьми, под сомнением оказываются традиционные брак и семья, общественные и семейные роли мужчины и женщины, в конечном счете, в движение приходит все огромное здание организации частной жизни человека, а значит и всего общества.

Среди прочего должны быть найдены и наиболее адаптивные формы и нормы прокреативного поведения, от которого, в конечном счете, зависит рождаемость. Вопрос о том, обладает ли низкая рождаемость, оправданная низкой смертностью, эволюционными преимуществами, может даже не обсуждаться. Тот же, что и прежде, демографический результат достигается намного меньшей ценой, высвобождается огромное количество сил, энергии, ресурсов, и небывало расширяется свобода индивидуального и общественного выбора. Но новые поведенческие стандарты должны быть, конечно, увязаны с новым уровнем смертности, а также и с огромным количеством других социальных нововведений, с превращением аграрных обществ в индустриальные, а затем и постиндустриальные, с повсеместной урбанизацией, с распространением всеобщего образования, саларизацией труда, секуляризацией и многим-многим другим, чего и не перечислишь.

Эта увязка и ищется в процессе отбора, через десятки и сотни миллионов проб и ошибок, в разных странах, на протяжении десятков, а то и сотен лет. И хотя в каждой стране, в каждую эпоху, на каждом углу стоят представители доб ровольной полиции нравов, в том числе и демографы в штатском, которые делают вид, что они разруливают ситуацию, социокультурный отбор – это никем не управляемый, спонтанный, случайный процесс, который формирует будущее совершенно независимо от намерений любых доброжелателей. Даже довольно серьезные попытки заблокировать процесс отбора, опираясь на идеологическую и правовую мощь государства, как правило, кончаются лишь тем, что на свет появляются два-три экспериментальных социальных уродца – что-нибудь вроде чаушесковской Румынии, – но на такие эксперименты история обычно отводит очень мало времени, и поиски продолжаются.

Однако подобные уроки не идут впрок, снова и снова возобновляются попытки объявить «правильными» лишь некоторые, обычно проверенные временем традиционные формы прокреативного поведения и подвергнуть остракизму все остальные, «неправильные». Прошлый опыт перечеркивается, и с удивительным постоянством, и почти дословно воспроизводятся рассуждения и аргументы, многократно отвергнутые историей.

В чем – кроме демографической неграмотности, разумеется, – причина живучести почти слепой веры в необходимость, а главное, возможность «управлять рождаемостью», причем веры, характерной не только для «человека с улицы» [158] , но и для тех, кто усиленно подчеркивает свою принадлежность к научному

сообществу? В ее основе всегда лежит одна и та же средневековая мировоззренческая посылка: преклонение перед заранее запланированным, жестко детерминированным, законченным совершенством мира, недоверие к «стихийности», к случайным процессам, стремление исключить их из жизни общества, а то и природы.

158

В мае 2006 г. ВЦИОМ провел всероссийский опрос о путях решения демографической проблемы в России. Было опрошено 1594 человека в 153 населенных пунктах в 46 областях, краях и республиках. Отвечая на вопрос «Какое направление выхода из демографического кризиса для России является наиболее реальным и практически реализуемым?», 60 % опрошенных назвали повышение рождаемости коренного населения России [Пресс-выпуск ВЦИО 2006].

Мне уже приходилось писать о том, что эта посылка была характерна для марксизма, в котором, «когда… речь заходит о будущем, на первый план… выдвигается его хилиастическая составляющая, и марксистский “проект” пронизывает дух средневековых утопий» [Вишневский, 1998, с. 207]. В советское время положения марксизма, бывшего в СССР чем-то вроде официальной религии, использовались весьма выборочно, и нет ничего удивительного в том, что на первый план выдвигалась как раз эта его наиболее слабая, но зато понятная народу утопическая «составная часть». Сейчас марксизм в России утратил свой официальный авторитет, но армия жаждущих прислониться к какой-нибудь новой утопии, кажется, не уменьшилась. Мы по-прежнему «не можем ждать милостей от природы», хотя теперь, на словах, конечно, и признаём порой таящуюся в ней божественную мудрость.

Где проходят границы системы?

Козырная карта критиков низкой рождаемости, а заодно и теории гомеостатического саморегулирования демографической системы – это падение рождаемости ниже уровня, оправданного снижением смертности. В самом деле, о каком саморегулировании, о каком новом равновесии может идти речь, если ни одно поколение россиян, родившихся после 1910 г., не воспроизводит себя [Демографическая модернизация… 2006, с. 480–481]? А ведь нечто подобное происходит и в большинстве европейских стран. Если саморегулирование существует, оно должно обеспечивать, как минимум, выживание системы, не говоря уже о более высоких целях – развитии, повышении эффективности функционирования и т. п. А здесь не обеспечивается даже количественное постоянство, простое замещение поколений. Запущен механизм вымирания популяций, и не видно никаких признаков самонастройки системы, которая вела бы к выходу из этого кризиса.

Вопрос, однако, заключается в том, что понимается под системой, где проводить ее границы, в том числе и географические. Существуют ли они для нее?

Долгое время демографы считали (и автор настоящей статьи тоже разделял это странное заблуждение), что постулаты теории демографического перехода, в частности, постулат перехода к новому равновесию, должны реализовываться в каждой отдельной стране, в крайнем случае в группе однородных стран, например, европейских или всех «развитых». Абсурдность этой гипотезы становится особенно очевидной, когда в теорию вводятся элементы системной интерпретации. Ведь население одной страны или группы стран никогда не могло, а тем более не может сейчас, в эпоху глобализации, рассматриваться как замкнутая система, имеющая свои собственные демографические цели. Политические границы не обеспечивают необходимой для этого изоляции. Только все население планеты, все человечество представляет собой закрытую систему, применительно к которой можно говорить о демографической самоорганизации.

Но если рассматривать все сегодняшнее человечество, то утверждать, что теория демографического перехода опровергнута фактами, по меньшей мере преждевременно. В частности, как можно утверждать, что опровергнут постулат стабилизации рождаемости на уровне двух детей в расчете на одну женщину, если, несмотря на значительное снижение рождаемости, этот уровень в мировых масштабах еще не достигнут? Выше отмечалось, что более чем у половины населения планеты рождаемость опустилась ниже уровня замещения поколений. Но у миллиардов жителей Земли она еще весьма значительна. По оценкам Отдела населения ООН, в 2000–2005 гг. среднемировой коэффициент суммарной рождаемости находился на уровне 2,7, а средний для менее развитых регионов (более 80 % мирового населения) – на уровне 2,9 [United Nations Population Division… 2003a]. Пока если что и может вызывать беспокойство, то недостаточно быстрое снижение рождаемости в развивающемся мире, но здесь нет никакого несоответствия теории: она предсказывает постепенный переход к равновесию низкой смертности и низкой рождаемости, но не содержит никаких утверждений относительно скорости или траектории такого перехода.