Время демографических перемен. Избранные статьи
Шрифт:
Раздел 3
Глобальные демографические сдвиги
Глобальные детерминанты низкой рождаемости [155]
Снижение рождаемости приобрело глобальные масштабы
Одним из наиболее заметных явлений демографической истории последних десятилетий стало небывалое снижение рождаемости. Сначала оно охватило промышленно развитые страны, где беспокойство вызвало падение рождаемости ниже уровня простого замещения поколений (ему соответствует коэффициент суммарной рождаемости 2,1–2,2). Но к началу XXI столетия в научный оборот вошло выражение «очень низкая рождаемость» (коэффициент суммарной рождаемости ниже 1,5), характеризующее ситуацию в большинстве
155
Синергетика. Будущее мира и России / под ред. Г. Г. Малинецкого. М.: Изд-во ЛКИ, 2008. С. 71–91.
Объясняет ли теория демографического перехода низкую и очень низкую рождаемость?
Основное теоретическое объяснение снижения рождаемости во всех развитых странах дается в рамках теории демографического перехода. Она описывает исторические изменения в демографических процессах, наблюдавшиеся с конца XVIII столетия в некоторых странах Европы и постепенно распространившиеся на весь мир. Эти изменения начались с небывалого снижения смертности, нарушившего тысячелетнее равновесие высокой смертности и высокой рождаемости и, согласно теории, сделали необходимым переход к новому равновесию низкой смертности и низкой рождаемости. Таким образом, теория претендует на то, что она не только объясняет снижение рождаемости, но и позволяет ожидать его прекращения после того, как новое равновесие будет достигнуто, т. е. обладает предсказательной силой.
Однако упомянутые выше тенденции последних десятилетий показали, что рождаемость в развитых странах обнаруживает долговременную тенденцию опускаться намного ниже уровня простого замещения поколений, что может рассматриваться как серьезное нарушение демографического равновесия. В этом часто усматривают проявление если не полной несостоятельности теории демографического перехода, то, во всяком случае, ее недостаточности для объяснения «постпереходных» процессов, поскольку снижение рождаемости до очень низкого уровня наблюдается в странах, в которых переход в основном завершен. Характерный пример такого взгляда – недавнее заявление известного французского демографа, в тот момент президента Международного союза по научному изучению населения, Жака Валлена: «Оба основных постулата, на которых основывалась идея о переходе от старого демографического равновесия к равновесию новому, – совпадение средней продолжительности жизни с ее максимальным и непреодолимым пределом, а также стабилизация рождаемости на уровне двух детей в расчете на одну женщину, – оказались опровергнуты фактами» [Валлен, 2005].
Рис. 1. Распределение мирового населения по уровню рождаемости
Примечание. Для каждого уровня рождаемости кривая показывает долю мирового населения, живущего в странах, где рождаемость ниже этого уровня. К примеру, кривая для 1950–1955 гг. показывает, что в этот момент 25 % мирового населения жили в странах с рождаемостью ниже 3,4 ребенка в среднем на одну женщину, а 75 % были жителями стран с рождаемостью выше этого уровня. Вертикальная линия соответствует показателю 2,1 ребенка в среднем на одну женщину, т. е. уровню рождаемости, в точности обеспечивающему простое замещение поколений.
Источник: [Уилсон, Пизон, 2005].
Действительно ли факты пришли в полное противоречие с теорией? В частности, следует ли признать невозможность объяснить очень низкую рождаемость в рамках теории демографического перехода и выработать иную концептуальную объяснительную схему? Или объяснительные и предсказательные возможности теории демографического перехода еще не исчерпаны, и природа очень низкой рождаемости может быть понята в рамках этой теории, которая должна быть развита и углублена?
«Факторные» и системные объяснения низкой рождаемости
Теория демографического перехода, по своему смыслу, – системная,
В этом смысле она противостоит «факторному» объяснению демографических изменений, в том числе и снижения рождаемости, которого все еще придерживаются многие демографы, не говоря уже о политиках или общественном мнении. Рассматривая современную низкую, а тем более очень низкую рождаемость как крайне нежелательное явление, они объясняют ее действием разных конкретных факторов. Среди них: низкий уровень жизни; высокий уровень потребления и развитие конкурирующих потребностей; высокая стоимость детей; отсутствие у родителей экономической заинтересованности в детях; безработица; чрезмерная трудовая занятость женщин; неуверенность в завтрашнем дне; стремление не только мужчин, но и женщин к самореализации и т. д.
В научном, а тем более в массовом сознании сохраняется, хотя и слабеющее в последнее время, убеждение, что, воздействуя на такие факторы, можно повернуть тенденции рождаемости вспять. Во многих странах большие надежды возлагаются на специальные меры демографической политики, с помощью которых можно устранить препятствия или создать стимулы для обеспечения более высокой рождаемости.
Здесь-то и обнаруживаются неудобства теории перехода, которая в явном или неявном виде требует рассматривать прокреативное поведение современных европейцев, американцев, русских или японцев как элемент поведения сложной системы и приводит к совершенно иной объяснительной схеме. Как вся социальная система, так и ее основные подсистемы, к числу которых относится и демографическая, будучи весьма сложными и обладая развитой и дифференцированной внутренней средой, обнаруживают характерную для всех сложных систем способность к гомеостазу. Гомеостаз, т. е. сохранение существенных переменных в некоторых заданных пределах, даже если во внешней среде происходят довольно значительные возмущения, представляет собой внутреннюю «цель» системы, которую система сама же и находит в процессе своего функционирования. В соответствии с этой системной целью на надындивидуальном, социетальном уровне складываются объективные требования к массовому поведению людей, в том числе и прокреативному, которые отражаются в общих ценностных предпочтениях.
Гипотеза гомеостатического саморегулирования вовсе не отрицает существования внешних факторов, воздействующих на демографическое поведение. Весь вопрос в том, как много таких факторов и как они взаимодействуют между собой. Отказ от «факторной логики» как раз и связан с признанием того, что таких факторов очень много, так что вклад одного или двух из них, как бы важны они ни были, ничтожен. При этом все факторы не просто существуют параллельно, а теснейшим образом взаимосвязаны, изменение одного сразу же меняет и все остальные, и образуется новый, непредсказуемый, как в калейдоскопе, узор. Поведение же людей, в том числе и демографическое, откликается на интегральный результат взаимодействия огромного множества «факторов».
Критика теории демографического перехода с позиций сторонников «факторного» подхода – обычное дело, однако такая критика не дает пищи для серь езной полемики, ибо объясняется чаще всего просто неосведомленностью критиков, их непониманием сути дела. При наличии некоторого багажа знаний и хоть сколько-нибудь картезианского взгляда на мир противопоставление системного взгляда, свойственного теории перехода, поверхностному «факторному» ви дению реальности обычно воспринимается без большого труда. Существующая в научной среде неудовлетворенность этой теорией, ее действительная или воображаемая неспособность объяснить целые классы наблюдаемых явлений все же не ведут к отказу от нее, а скорее, ставят вопрос об ее углублении. Положение может измениться, если появится конкурирующая теория, но пока этого не произошло.
Что же касается возражений демографов-«практиков», пекущихся об «общественной пользе», для которых теория перехода неудобна, так сказать, функционально, то их возражения сродни известным лысенковским аргументам: «нас, биологов… не интересуют математические выкладки, подтверждающие практически бесполезные статистические формулы менделистов… Мы, биологи, не желаем подчиняться слепой случайности (хотя бы математически и допустимой)» [Лысенко, 1940, с. 834–835]. Споры по поводу подобных утверждений возможны, но за пределами науки.