Время для откровений
Шрифт:
— Еще рано, — пояснил он.
— Так нечестно, — простонала Эйвери, не в силах насытиться его прикосновениями.
— Я хочу тебя. Всю тебя, — прошептали его губы в паре миллиметров от ее губ.
В ответ Эйвери попыталась его поцеловать, вот только он по-прежнему держал ее руки, так что она оказалась в ловушке между шелковыми простынями и крепким мужским телом и не могла ничего сделать. А губы Мала замерли совсем близко, но так, что она все равно не могла до них дотянуться.
— Мал…
— Я хочу, чтобы ты мне доверилась, —
— Я доверяю только себе.
— Возможно, раньше это действительно было именно так… — Мал задумчиво провел по ее груди пальцами, и Эйвери почувствовала, как нереализованное наслаждение начинает перерастать в какую-то сладостную боль.
Она вся дрожала от желания и необходимости ощутить его внутри себя, и Мал это видел. Не мог не видеть. И тогда он наконец-то накрыл ее губы своими губами, их языки сплелись в страстном поцелуе, а его ловкие пальцы продолжали все так же бесстыдно ласкать ее тело. Он все еще крепко сжимал ее руки, с легкостью доказывая, что многократно сильнее физически, но Эйвери все равно не собиралась сдаваться.
— Отпусти меня, я тоже хочу к тебе прикасаться.
— Нет, сейчас я главный, и, пока ты это не признаешь, я тебя не отпущу.
Мал легко раздвинул ей ноги и неторопливо ввел в нее пальцы, лишая последней возможности сопротивляться.
Эйвери хрипло застонала, на этот раз не стала закрывать глаза, чтобы не прервать возникшей между ними связи. Мал все так же неторопливо ласкал ее пальцами, и она чувствовала, что на этот раз у них все будет совсем не так, как раньше.
Когда они встречались, то любили друг друга так много и ненасытно, что, казалось, уже испытали всевозможные варианты и гаммы чувств, но на этот раз все было иначе. Они еще никогда не были так близки, еще никогда так не открывались друг перед другом. Мал никогда не требовал от нее ничего подобного, а сама она никогда не соглашалась ему подчиняться.
Раньше они жадно набрасывались друг на друга, пытаясь унять сжигающий их огонь, и Эйвери страстно его ласкала, обвивая ногами мощное тело, действуя так же активно, как и сам Мал. Но на этот раз она лишь покорно отдавалась его ласкам. И дело не в том, что он крепко держал ее руки в своей руке, с этим можно было бороться. Но все было куда серьезнее — он держал в своих руках не только ее руки, но и ее сердце. И если руки он еще мог бы отпустить, то с сердцем уже ничего нельзя было сделать. Мал — единственный мужчина, который ей нужен, и эта потребность сковывала ее крепче любых наручников.
— Перестань со мной бороться, — прошептал Мал, целуя ее, — перестань меня отталкивать.
— А я тебя и не отталкиваю. Если ты не заметил, я сейчас вообще почти не способна двигаться.
— Только
— И о чем же?
— Ты знаешь.
Она действительно знала.
— Ты слишком много от меня требуешь.
— Много, но не слишком.
— Ты не понимаешь.
— Потому что ты не доверяешь мне настолько, чтобы все объяснить. Но я никогда не причиню тебе боли.
Мал говорил не о физической боли, а о чем-то большем, но Эйвери не могла ему поверить. Пусть эта боль придет не сегодня и не завтра, а еще очень не скоро, тогда, когда она привыкнет во всем на него полагаться…
Ведь однажды он уже сделал ей очень больно.
Эйвери почувствовала, как в ее сердце закрадывается ужас.
— Мал…
— Я хочу этого, хочу, чтобы ты полностью отдалась мне, — прошептал он, проведя по ее щеке свободной рукой. — Я не успокоюсь, пока не получу тебя всю, без остатка.
Он принялся ласкать ее самое сокровенное место языком, и Эйвери застонала, больше не в силах ни о чем думать.
— Я хочу узнать про тот сон, — выдохнул он, неторопливо ее лаская.
— Какой сон?
— Тот, что снится тебе раз за разом, — пояснил он, на секунду от нее отрываясь, — отчего ты стонешь во сне и просыпаешься с темными кругами под глазами?
— Мне снится работа, — произнесла Эйвери, не в силах ясно мыслить под накатывающими на нее волнами блаженства.
— Работа? — Мал крепко ухватил ее за бедра и, слегка приподняв, продолжил сладостные поцелуи. — И кричишь ты тоже из-за работы?
— Да. — Эйвери замерла на самой грани блаженства, не в силах ни на чем сосредоточиться и невольно поводя бедрами, как бы моля поскорее войти в нее.
— Ты врешь, а я хочу услышать правду, — хрипло выдохнул Мал.
И откуда у него столько выдержки? Сама-то она уже может лишь тихо стонать.
— Эйвери…
Он наконец-то вошел в нее, положив конец бессмысленному спору, и задвигался в бешеном ритме, доводя и себя, и ее до вершины блаженства. Жаркое тело, хриплые вздохи, стремительные движения… Похоже, мама все-таки ошибалась, когда учила самой за все отвечать. Оргазма, конечно, можно достичь и в одиночку, но как же хорошо, когда есть человек, способный довести тебя до края в считаные секунды…
Так, может, уже хватит притворяться?
— Ты, — выдохнула Эйвери. — По ночам мне снишься ты.
Прижав к себе Эйвери, Мал наслаждался предрассветным сумраком и ее близостью. Если не считать той ночи после укуса скорпиона, Эйвери впервые уснула в его руках.
Неужели она всерьез считала, что сон в объятиях любимого сделает ее хоть немного слабее?
Или она так боится, что ее подведут, что просто не сможет никого к себе подпустить? Эйвери почти ничего о себе не рассказывала, но даже из ее обрывочных фраз Мал понял, что в ее жизни не было родительской любви и заботы.