Время для жизни 2
Шрифт:
— Я умею молотить, умею подмолачивать!
Умею шарики крутить, карманы выворачивать!
— Ах, лимончики, вы ж мои лимончики!
А где растете Вы? У Соньки на балкончике!
Закончив петь, он встряхнул гитару, и, усмехнувшись, сказал:
— Вот так надо петь, Капинус! На кураже! На кураже! Девочкам это нравится!
Тот хмыкнул в ответ.
— Иван! А что значит — шарики крутить? — перевел тему Гиршиц, великий миротворец!
— Это, Юра, у воров-карманников есть такое упражнение —
— А ты откуда это знаешь? — с усмешкой спросил Капинус.
— Я, Павел, воспитывался в детском доме. А там, знаешь ли, ни хрена не институт для благородных девиц! Ага… оттуда и знаю!
Косов снова поднял гитару:
— С адесскага кичман-на… сбежали… эх! два уркан-на!
Сбежали два уркан-на… да на во-о-олю!
На Княжескай малине… да! на Княжескай малин-не!
Ане астанавились… атдыхнуть!
И более бодрый проигрыш!
— Адин — гирой гражданскай, махновец партизанскай,
Добрацця невредимам нисумел!
Он весь в бинты адетай, и водкай подагретай…
И песенку такую он запел:
Таварисч, таварисч!
Балять мае раны! Балять маи раны на баке!
Адна заживаить, драгая — нарываить,
А третья открылась в глыбаке!
Закончив подвывать печальный рассказ о разочаровании в выборе жизненного пути отдельно взятого индивида, Косов передал гитару Капинусу:
— Вот где-то так… Павел! С чуйством надо! С чуйством! И женщинам это нравится. И людЯм!
Капинус засмеялся в ответ.
— А ты знаешь, Иван… Хорошо ведь спел! Правда — хорошо! — высказался Гиршиц, — Только я немного с другими словами, эту песню слышал!
— Ну так… песня старая. Пелась давно и разными людьми. Поэтому — возможны варианты!
— А почему ты в песне про махновца пел? Я слышал, Утесов по-другому поет! Слова другие! — а вот сейчас Капинус задал вопрос уже не простой… каверзный такой вопрос.
«Интересно — специально, или нет?».
— Знаешь, Павел… В течении Гражданской войны, к большевикам разные люди прибивались. Кто — надолго, а кто — нет. Попутчики! Слышал такое выражение? Эту формулировку сам Владимир Ильич придумал. Не помню дословно, но… что-то — по пути к Мировой революции, к нам будут прибиваться разные попутчики… Как-то так.
— Да… я тоже слышал такое. Или — читал где-то! — выручил Косова Гиршиц.
«А в проеме-то бытовки — еще народ стоит! Видать — послушать песни подошли!».
— Иван! А спой еще что-нибудь? — попросил кто-то из коридора.
— Не, ребята! Время уже позднее, а мне еще форму постирать нужно… Давайте… Ну — вот, хотя бы в субботу после ужина концерт устроим?! Юра! Гиршиц! С тебя аккомпанемент на гармони! И отговорок слушать не хочу!
Глава 9
Учеба тем временем шла своим чередом. Учебные пары по различным предметам в аудиториях сменялись занятиями на свежим воздухе. Иногда — даже очень свежем!
Но, несмотря ни на что… морозы ли, снегопады ли… та же физическая
Вот и получилась такая длиннющая лыжня — вправо по берегу — почти до самого речного вокзала, который, в свою очередь, вовсе не был тем зданием, которое помнил Елизаров по прошлой жизни. Влево же лыжня уходила почти к самому железнодорожному мосту. Вот и получилось — на круг — все десять километров.
Что характерно, этой лыжней, кроме курсантов училища, вовсю пользовались и школьники расположенной неподалеку школы, а также студенты и учащиеся каких-то учебных заведений города.
«Ага… а сколько сейчас здесь учебных заведений? Ну — сельхозинститут — точно уже есть. Он, по-моему, как бы еще не до Революции был организован. Вот… пединститут тоже есть! Парни рассказывали, что уже знакомились с девчонками из пединститута. Что еще? Мединститут? Ну — вроде бы — уже да… А про техникумы всякие — вообще не знаю!».
Так размышлял Косов, катя по лыжне. За полгода, проведенные в Омске, он в сам город-то выходил всего несколько раз. И то — три из которых — сразу несся «тешить блуд» к Катерине. То — есть к дому Глаши. Получается — информацию он получал лишь со слов других курсантов, кто, за отсутствием постоянных подруг, больше бродил в увольнениях по городу.
Вон — и сейчас на лыжне периодически встречаются девчонки из какого-то ВУЗа. Они, девицы эти, передвигаясь небольшими группками, с веселым визгом, освобождали лыжню курсантам, которые неслись все же более целенаправленно и упорядоченно.
Похоже, руководству училища такие соседи на местах занятий были — не очень по нраву, но… пользоваться накатанной курсантами лыжней единолично — считали все же неправильным. Приходится мириться. Хотя, преподы, присутствующие на занятиях, катающиеся на лыжах рядом с лыжней, «подбадривают» «курков», не давая явно уж перейти от физической культуры к более приятному общению с молодыми представительницами студенчества.
По словам «знающих» курсантов, руководство — спит и видит, когда же полыньи на льду реки полностью замерзнут и курсантов можно будет загнать для занятий на Левый берег. Погода подвела — и нетипично теплый октябрь, и не сильно холодный ноябрь, не позволили установиться ледяному покрову в обычные сроки. Но — вот-вот!
Марш-броски на лыжах, начиная с дистанции в пять километров, постепенно начали удлиняться. И уже месяца через два, эти десять километров — не казались невыносимой дистанцией. Обыденностью уже казалась эта «десяточка», не более.
— Погодите! Вот лед на реке хорошенько станет — и перетащат вас на тот берег, и на лыжах бегать и в старый карьер — на стрельбы! А по целине-то лыжами путь бить — это не по готовой лыжне бегать! — «радовали» их опытом второкурсники.
«И правда… каких-то «коней» тут культивируют, в этом Омском пехотном» — раздумывал Косов, наматывая километры по льду реки и берегу.