Время дождей
Шрифт:
От кофе Ненюков отказался.
— Продолжим разговор в номере.
Кремер подошел к письменному столу. Все последние дни приходилось обживать пустые гостиничные углы. Из тайника в футляре пишущей машинки Кремер извлек икону и переложил в портфель. Она была тщательно упакована в металлическую коробку, Кремер не боялся ее повредить. Икону завтра же следовало поместить в надежное место.
За трехстворчатым окном почти все обозримое пространство занимала глухая стена, по которой ползли вверх, на крышу, сухие черные лозы неизвестного Кремеру растения. Горы и несколько
Ряд балконов тянулся к чугунной лестнице на полуротонду. Балконы были узкие, с тремя рядами металлических трубок ограждения.
Кроме пишущей машинки он положил на стол стопу чистой бумаги, кляссер с марками, «Справочник флотов» — верное средство в борьбе с бессонницей. В книге были собраны фотографии и сведения о военных кораблях всех стран.
Он вынул из пиджака пистолет — жилетно-карманный вариант полицейского браунинга — и сунул под матрас.
На столе в номере лежали привезенные Ненюковым и Гонтой из Москвы буженина, маслины. Майор Молнар и черноглазый инспектор не заставили себя упрашивать. Ненюков с любопытством следил за начальником Клайчевского уголовного розыска. Салфетка, вилка с бужениной придали спокойному лицу Молнара неожиданную выразительность. Особенно, когда он сказал:
— Прекрасная буженина. Главное, совершенно свежая!
Так же, со знанием дела он заговорил о зАмке:
— Строил его венский зодчий. Подвернись предприимчивому австрийцу другой заказчик, — Молнар посмотрел на буженину, — с вами сидел бы мой коллега из Вилока или Королева…
— Кто же оказался заказчиком? — спросил Ненюков.
— Родственники графа Эстергази.
— Понимаю.
— Завершили работы итальянские военные инженеры. Здесь было родовое поместье Эстергази, во время последней войны — фашистский застенок, временный лагерь. После реконструкции открыли выставочный зал. — Он на секунду задумался. — Технический персонал постоянно живет в Клайчево, руководители и экскурсоводы — приезжие. Да, делают еще набеги киностудии — сейчас «Мосфильм» снимает картину.
— Преступники прошли в замок в том месте, где их не ждали, — сказал Ненюков.
— Существовал будто дымоход. Но работал он или нет, точно никто не знает.
— Это легко проверить, — Гонта оторвался от блокнота, в котором между делом чертил силуэты симпатичных квадратных собак, — анализы копоти и сажи…
Ненюков встал, прошел к окну. Внизу было совсем темно.
— Спрута задержать нетрудно. Но если мы не найдем шедевры, преступник окажется хозяином положения…
Он прислушался к звукам, доносившимся из глубины гостиницы. Звуки были просты и понятны: щелкнул выключатель, прошлепали туфли. Из крана в ванной полилась вода.
— Поэтому мы приехали с утвержденными планами и чертежами, как венский зодчий, строивший замок. Мы всё учли. Не удивляйтесь, если я прикажу отступать или идти заведомо ложным путем, чтобы успокоить преступника. Задача номер один: спасти шедевры…
— Товарищ подполковник! В Москве, в квартире профессора
Знал ли он, что спрут обозначает разновидность гигантских кальмаров?
Преступников, совершивших кражу у профессора, было несколько. Они опустошили холодильник, обшарили библиотеку. Следы двух типов людей ощущались в обстановке места происшествия. Пока один из воров дегустировал «Двин» и «Камю», другой осмотрел ценные вещи профессора, а потом аккуратно, чтобы не оставить отпечатков, протер стекла книжных полок, бутылки, стакан.
Осмотр квартиры занял ночь и весь следующий день. Ненюков умолчал об этом на совещании в райотделе.
Обошел он молчанием и странные улики, обнаруженные в гостиной профессора. Под самую ценную из икон, «Апостол Петр», которую преступники по какой-то причине не взяли, был подсунут пакет. Ненюков не удивился, если бы прочитал на нем: «Работникам уголовного розыска. С товарищеским приветом. Спрут».
Эксперт с соблюдением всех предосторожностей вскрыл пакет, опылил содержимое, усмехнулся недобро:
— Улики подобраны простенько, но со вкусом, — он протянул фотографию. — Попробуйте найти.
Лобастый старик в гимнастерке, застегнутой на все пуговицы, в фуражке, смотрел в объектив торжественно и красиво, уперев руки в колена. Сбоку виднелся угол избы или сарая. Снимок был любительский, серое пятно мешало рассмотреть фон.
В пакете находился и обрывок письма. Текст на выцветшем от времени клочке бумаги выглядел так:
«…признали, что нерв болит выписывают натирания и таблетки говорят что пройдет живем збабушкой никого не держим и козу убрали…» На обороте стояло:
«…теперь вот была у нас тетя марина торженка…» Ненюков помнил письмо наизусть.
В целлофановом пакете был еще и блокнот с Останкинской башней на обложке. На нескольких страницах столбцом, как примеры на сложение, было записано сотни четыре семизначных чисел.
Кто-то из участников осмотра заметил:
— Работы тут до пенсии! На это рассчитывали…
Часть чисел оказалась номерами телефонов, другие — случайным сочетанием цифр.
Четыре недели работа велась почти круглосуточно.
Фотографию лобастого старика на завалинке опубликовали в местных газетах, через адресные бюро наводили справки — Марина Торженка, Торжская, Торженгская, Торженко…
Проверили номера телефонов из блокнота с Останкинской башней.
Ничего положительного добыто не было. Фотографию не опознали, таинственный текст «теперь вот была у нас тетя марина торженка» остался нерасшифрованным.
В семь утра Кремер спустился в вестибюль. В портфеле он нес икону.
— Добрий дэнь! — Старичок администратор за конторкой мигнул как старому знакомому. — Представьте, «сю ночь глаз не сомкнул!
— Автобусы пошли?
— Двадцать шесть человек после вас прописал этой самой рукой! Не приведи, пречиста дева!