Время есть. Книга вторая.
Шрифт:
– Никанорович – это хорошо. Значит, получается, не сынок Николая Семёновича будете, министра нашего, – успокоился охранник и принялся выводить букву «К».
– Нет, конечно. Не сынок, – сказал Никита, – Это мой папа, Никанор Николаевич, – сынок, как вы выразились. А я точно нет.
Денис Архипович, которому до пенсии оставалось не больше года, а в охране шли сокращения, испугался не на шутку. Конечно, маловероятно, чтобы внук министра путей сообщения всего Советского Союза вот так просто гулял ночью без охраны. Но страх лишает возможности мыслить трезво.
–
Когда задержанный покинул помещение, и учащённое сердцебиение успокоилось, страж безопасности посмотрел в журнал, где фраза заканчивалась заглавной буквой «К» и, немного подумав, продолжил: «Кузнецов Иван Иванович объяснил свои неправомерные действия тем, что заблудился, и пообещал больше такого не делать. Решено ограничиться устным предупреждением. Боец ВОХР, Потапов Д. А.».
Никита попытался войти в свой вагон, пропустив выходящих с вещами пассажиров. Но проводница остановила его:
– Билет?
– Он в купе. Я этим поездом еду. Призывник я.
– О, парень, так у тебя физиономия в синяках. Маша, а ну кликни их старшего. Пусть со своим разберётся, – обратилась проводница к коллеге из соседнего вагона.
Минут через пять вышел заспанный капитан.
– Какие проблемы, боец? – спросил он, внимательно разглядывая и принюхиваясь.
«Интересно, что он может унюхать, когда от самого перегаром несёт?» – подумал Никита. Потом достал из кармана маленького белого медвежонка и ответил:
– Всё нормально. Пошёл купить девушке подарок, а там ступеньки не увидел. Споткнулся и вот…
– Ступеней-то много было?
– Три.
– Надеюсь, в долгу не остался?
– Никак нет.
– Какие претензии к бойцу? – строго поинтересовался офицер у проводницы, наблюдавшей за диалогом.
– Просто решила… доложить, – запинаясь под командирским взглядом, ответила она.
– Иди к себе и, чтобы до места назначения никаких ступенек! – сказал капитан и пошёл досыпать.
В купе было темно, только свет вокзальных фонарей освещал спавшего в спортивном костюме поверх одеяла Семёна Марковича и укрывшуюся простынёй Ирину. Никита старался не шуметь, но соседка открыла глаза и поинтересовалась:
– Это Брянск? – и, получив ответ, попросила: – Не возьмёте мне на перроне водички газированной. Сейчас я деньги дам.
Она встала, и молодому человеку пришлось отвести глаза, настолько притягательными вырисовывались женские формы под ночной сорочкой, практически прозрачной в свете огней за окном.
– Ира, не суетись. Ложись на место и не смущай юношу. Я сам куплю всё, – бодрым голосом, как будто и не спал, сказал Семён Маркович.
Женщина быстро накинула халат, легла на полку и укрылась одеялом. Никита ждал в коридоре от греха подальше. Сосед вернулся с тремя бутылками «Боржоми». Одной угостил Никиту, другую открыл для себя.
– Где это лицо разукрасили? – сказал он, вроде даже не взглянув на собеседника.
Никита
Над последним посмеялся:
– Расскажу Николаю, что по стране его внуки по железнодорожным путям разгуливают. Вот удивится.
Когда уже сидели в купе, Семён Маркович предложил Никите связаться с ним в Москве после службы.
– Через два года я буду поступать в университет, – ответил призывник.
– В наше время неизвестно, кому и сколько служить придётся, – заявил полковник из того ведомства, где знают всё.
– У нас по закону срок службы в армии два года, – усомнился в словах собеседника Никита.
– А ещё кормить солдат по закону положено. И одевать, и оружие выдавать. А нечем. Кормить, стрелять. Одевать не во что. Электричество в частях РВСН отключают. Миротворцы хреновы, – Семён Маркович говорил практически без эмоций, и поэтому его слова звучали зловеще. – Конвергенция, видите ли. У нас врагов уже нет. Зачем нам армия? Как мы над Леонидом Ильичом насмехались. А при нём и армия была, и флот. И какой флот. А эти пришли, и всё под нож.
– И что делать? – неожиданно для себя спросил Никита.
– Ничего иного не остаётся России, кроме как притвориться мёртвой. Поплюют на неё, потопчутся, но добивать не станут. Зачем убогих-то со свету сживать. А потешаться тогда над кем? А мы сил наберёмся, и уже потом…
Полковник замолчал. Пауза затянулась, и Никита спросил:
– Так что человеку простому делать? Мне, например. Я же не могу притвориться мёртвым.
– Свяжись со мной, когда службу закончишь. Если это будет через два года, значит, не всё ещё потеряно, и перестройщики хреновы армию не уничтожили полностью. Но сдаётся мне, что нет у нас столько времени. И телефон запомни…
– Давайте запишу?
– Записку легко потерять. Она может попасть не в те руки. Память надёжней. К тому же это не сложно. Шестьсот пятьдесят четыре, девятнадцать, восемьдесят девять. Просто?
– Неа…
– Ну, как же. Первые три цифры – без единицы вначале год, когда Украина вошла в состав России. А оставшиеся четыре – дата кончины Союза.
– А если СССР не развалится в этом году?
Тогда придётся вспомнить, когда призывался. Не забудешь?
Никита не поверил в мрачные предсказания и решил, что не доведётся звонить этому ненормальному полковнику. Но правильно говорил сосед – дядя Жора, работающий осветителем на киностудии:
– Главный закон искусства «Не зарекайся» действует повсеместно.
Глава 10
В части оказались уже затемно, хотя в Москву поезд прибыл до полудня. Однако пришлось ждать ещё утром выехавший из части автобус, но где он находится, никто не знал. Приехавший водитель в звании младшего сержанта оправдал опоздание поломкой в пути. Потом искали двух потерявшихся призывников. А по дороге в часть автобус заглох, и на упрёки капитана шофёр заявил: