Время есть. Книга вторая.
Шрифт:
– Давай, ты послушаешь. Никто не должен знать, что я с тобой общалась на эту тему. Начмед недавно говорил с Ребровым о тебе. Твой начальник сказал, что ты звонил бухгалтерше. Больше я ничего не слышала. Семён Аркадьевич закрыл дверь. А сегодня увидела твою медицинскую карту с резолюцией «Комиссован!». И полистала на скорую руку. Диагноз – «маниакально-депрессивный психоз» и ты «негоден к военной службе с исключением с воинского учёта».
– И что? – спросил Никита.
– Это значит – ты, боец, узнал нечто такое, что опасных людей встревожило не по-детски. И
– И что делать? И ты к этому каким боком? – Мозг Никиты хаотично выдавал вопросы.
Но они остались без ответа, поскольку хлопнули входные двери, и по коридору пошли вернувшиеся из столовой люди.
– Ничего не делай. Я тебя сегодня найду. Только никому о нашем разговоре, – шепнула девушка на ухо и быстро выскользнула через чёрный ход.
Будто её и не было. И произошедшее вдруг показалось странным и ничего не значащим. К тому же ни днём, ни после ужина Олеся не появилась. А когда закончилась вечерняя поверка, стало ясно, что они до завтра не встретятся. И Никита посчитал странный разговор плодом своей фантазии.
Но после отбоя разбудил дневальный.
– Тебя какая-то баба на проходной спрашивает. Дежурный звонил.
Мало что понимая, Никита оделся, накинул шинель и побрёл на КПП.
– Соколов Никита Романович? – спросил старший сержант с повязкой дежурного на рукаве.
– Он самый, – ответил Никита.
– Салабон! Не «он самый», а «так точно, товарищ старший сержант».
– Так точно, товарищ самый старший сержант, – сонно поправился «салабон».
– То-то. Она ждёт за КПП, за кустиками, чтобы никто не видел. Ты сильно не увлекайся. Перепихнёшься и в казарму. Мне неприятности не нужны.
– Это уж как пойдёт, – пробурчал себе под нос Никита, стараясь, чтобы дежурный не слышал.
Выходя за территорию части, он осмотрелся и увидел мерах в двадцати человека в плащ-палатке. Пол или возраст не просматривались.
«Может, сказали „баба“, потому что старая?», – подумал Никита, но, подойдя, увидел знакомое лицо Олеси.
– Иди за мной, – позвала она и пошла по тропинке через невысокий кустарник.
Пройдя метров сто, повернулась.
– Теперь слушай очень внимательно…
– Что это за казаки-разбойники?..
– Не перебивай! – резко оборвала Олеся. – Я и так многим рискую. Это твои документы. Здесь всё, чтобы спокойно покинуть часть и предъявить в военкомате для снятия с воинского учёта. Статья, правда, не очень. Но, как говорится, не до жиру.
Олеся передала бумажную папку с тряпичными завязками, на которой было выведено красивым ровным почерком: «Личное дело Соколова Н. Р.»
– И, да, тебе нельзя возвращаться в часть, – предупредила Олеся и, отреагировав на удивлённый взгляд Никиты, добавила: – Не переживай, мне тоже. Сейчас мы разойдёмся и больше никогда не встретимся…
– Да погоди ты. Объясни, что всё это значит. Я ничего не понимаю!
– Слушай, говорю только раз. Тебе, похоже, стало известно нечто, не предназначенное для посторонних. Начмед по просьбе Реброва состряпал
От такой информации Никита впал в ступор. Но ненадолго.
– Как к тебе попали эти документы?
– Семён Аркадьевич – начмед наш, давно ко мне клинья подбивает. Не терпит старый кобель подле себя им неокученных особей женского пола. Я сегодня ему сказала, мол, могу остаться после работы. Но ни одна живая душа не должна об этом узнать. Он отнёсся с пониманием к девичьей щепетильности и попросил прийти в кабинет, как все уйдут. Ну а потом… думаю, тебе будет неинтересно.
Последние слова Олеся сказала, глядя в глаза Никите. Увидев его реакцию, хохотнула.
– Во, все вы такие – сам ни ам и другому не доставайся. Потом Аркадьичу позвонила жена. Он вышел в приёмную, чтобы я не слышала его унижения. Я быстренько эту папочку под халат и бочком-бочком из кабинета.
– А если бы жена не позвонила? – спросил ошарашенный Никита.
– Ну, что делать? Пострадала бы во спасение. А может быть, и понравилось.
Олеся опять засмеялась.
– Или не стоило тебя выручать?
– Я даже не знаю. А как ты теперь?
– Не твоё дело. Завтра выяснят, что я тиснула документы, и начнут искать парочку – влюблённую дурочку и солдатика. А нет парочки. Мы сейчас разбегаемся и больше никогда не увидимся. Здесь… – Олеся протянула брезентовую сумку, – гражданские вещи на первое время. Просто сменить форму. И денег немного.
– Не нужно…
– Знаешь, мне теперь свою работу жалко, чтобы ты всё испортил. Бери, сказала!
Не спрашиваю, куда пойдёшь. Но к любимой своей не стоит. У неё в первую очередь искать и будут.
– В смысле? Откуда ты знаешь?
– В штабе все в курсе. Бабы к тебе подкатывали, а ты ни в какую. Ну и разговорили…
– Никто не подкатывал ко мне.
– Ага. А то я не видела. Как ни зайдёшь, какая-нибудь возле тебя крутится. Две-три пуговки у блузки расстёгнуты, юбка в обтяжку и короткая, что только ляжки и прикрывает. А ты ни с кем. Вот бабы и разговорили. И всё как миленький выложил. Светой зовут, в школе учились в одном классе. Фотку показывал. Говорят, красивая. В университете сейчас.
Никите нужно было время собраться с мыслями.
– А тебе такие проблемы зачем?
– Я же сказала: «влюблённая дурочка». Но не переживай. Это проходит. Ты мне ничего не должен. Или думаешь, если бы кому другому расправа угрожала, я в стороне бы осталась? Но сложилось, как сложилось.
Пауза затянулась, едва не превратившись в неловкую.
– Ещё одно дело до того, как мы расстанемся. Я сейчас пойду на КПП и скажу, что покупаю тебя на ночь. Так местные разведёнки или у кого мужья сидят, делают. Тариф известный – поллитровка, или ублажить дежурного орально. И всю ночь солдатиком можно пользоваться.